– Впечатляюще, – отвечаю я, стараясь выглядеть заинтересованной в беседе и не открывать при этом рот слишком широко.
– Знаешь, я часто представляла себя на ее месте, – говорит миссис Теннисон, и мой желудок начинает бунтовать. – Заключена в крепкие объятья – и все же хочет быть еще ближе. Его губы на ее губах, кожа к коже, страстное вожделение…
– Ужасно! – вырывается у меня, и я зажимаю рот руками.
– Что, прости? – Она резко поворачивает ко мне голову и прищуривается так, что я вижу толстый слой бирюзовых теней на ее веках.
– О, ну… – Я в панике. – В смысле, ужасно, что никто, кроме вас, не проникся так этой скульптурой.
– О да. Это так, – произносит она и опять грустно вздыхает. – Я надеюсь, хотя бы один-два человека из вашего класса сумеют действительно насладиться путешествием и почувствовать дух Лондона.
Затем она улыбнулась мне и пошла искать, кого бы еще смутить своим присутствием. Разговор с миссис Теннисон способствовал выбросу немалой порции адреналина в кровь, так что я чувствую себя совсем измученной. Я сгибаюсь и кладу голову на руки, хочу хоть одну минуту провести в тишине и покое, прежде чем придется встать и тащиться в зал поп-арта. Но мне опять не везет.
– Эй, партнер, ты в порядке? – Джейсон плюхнулся рядом на скамейку. Похоже, он давно болтался неподалеку, поджидая, пока миссис Теннисон уйдет.
– Нет, – говорю я, уткнувшись в джинсы. Мне плохо, и я слишком устала для того, чтобы лгать.
– Похмелье? Да, это отвратно, друг, – говорит он, притопывая высокими зелеными «конверсами». Клянусь, этот парень ни одной секунды не может просидеть без движения.
– Почему ты себя нормально чувствуешь? – спрашиваю я и снова захлопываю рот. Я – как сбитое на трассе животное, а у этого парня даже глаза не красные. Я принюхиваюсь, надеясь услышать от него хотя бы запах пива или вчерашнего одеколона. Но чувствую только аромат отельного мыла.
– Практика, – смеется Джейсон. Покопавшись в кармане, он достает белую с фиолетовым бумажку. Обертка от виноградной жвачки. – Как думаешь, доживешь до вечера?
– Не знаю. Я все еще не оправилась от вчерашней эмоциональной травмы, – отвечаю я, выпрямляясь. – Поверить не могу, что позволила тебе убедить меня идти на ту вечеринку. А потом еще и напилась. Боже, выставила себя полной дурой вчера.
– Дурой? Ну уж нет. Мне показалось, ты была звездой. – Он снова и снова складывает фантик от жвачки, до тех пор, пока тот не превращается в песчинку.
– Чего? – спрашиваю я. От фантика исходит легкий виноградный запах, и мне приходится отвернуться, чтобы справиться с тошнотой.
– Ну да. Где-то через час после того как мы пришли, я искал тебя, чтобы забрать, но увидел с тем парнем с гитарой. – Джейсон щелчком отбрасывает смятый фантик в урну, он отскакивает от края и падает на пол. – И ты выглядела такой веселой.
Я выпрямляюсь и поворачиваюсь к Джейсону:
– Парень с гитарой? Какой парень? Ты слышал, как его зовут?
– Эм… Боно? Нет, не слышал. А что?
– Да так… – Я пытаюсь говорить максимально безразлично. Впрочем, дрожь в голосе наверняка выдала меня: Джейсон глядит на меня вопросительно.
– Джулия, в чем дело? Этим утром ты ведешь себя еще более странно, чем обычно.
Джейсон не двигается с места, чтобы поднять обертку, которая теперь лежит примерно в метре от урны. Естественно, Джейсон Липпинкотт намусорил в одном из самых известных музеев мира.
– Сказала же, у меня похмелье, – говорю я. Потом медленно встаю, иду к злосчастной бумажке на полу, поднимаю и демонстративно кидаю в мусорную корзину. Не потерплю, чтобы меня называл странной Джейсон Липпинкотт, который до этой поездки сказал мне всего три слова за всю жизнь.
– Да, только сейчас дело не в этом. – Джейсон встал и пошел за мной. От соприкосновения с полом его кроссовки издают мерзкий писк, похожий на тявканье щенков.
– Серьезно? – Я резко разворачиваюсь, мне хочется, чтобы Джейсон остановился и прекратил скрипеть. Потому что в данный момент я ни о чем другом и думать не могу.
– Мы же в музее, зубрила, – говорит Джейсон и указывает на позднюю работу Пикассо. – Это же типа твой дом родной, а ты вообще внимания ни на что не обращаешь. Серьезно. Что-то случилось вчера?
Я слышу искреннюю озабоченность в его голосе, и это на секунду меня трогает. Но потом я представляю, что будет, если Джейсон узнает об утренних сообщениях. Он и так уже замучил своими шутками, а ведь я пока даже не давала повода.