Меч был живым.
Кошка оскалилась и взвизгнула.
Меч приглашал ее. Подойди поближе, говорил он, подойди поближе.
И тогда все станет так просто.
Со стороны казалось, что на прыжок кошка не затратила никаких усилий. Я наблюдал за ней улыбаясь, восхищаясь грацией хищника. Смотрел как сгибаются задние лапы, вытягиваются передние. Кошка выпустила когти, открыла пасть, блеснули белые клыки. Расхохотавшись в предвкушении триумфа, я позволил ей поверить, что она победила.
А потом воткнул меч ей в пасть так, что острие вышло из основания черепа.
Восторг. Полный восторг. И полное удовлетворение.
Не мое. Совсем не мое, кого-то другого. Кого-то другого, разве не так? Все эти чувства были не моими, правда?
Что-то внутри меня хохотало. А потом оно зашевелилось, словно медленно пробуждалось чье-то сознание.
Аиды, что же это?
Я вдохнул запах паленой плоти. Решил, что это от кошки. И вдруг понял, что от меня.
Я что-то закричал. Что-то очень подходящее. Что-то очень определенное. Чтобы притупить шок, ярость и боль.
И тут же разжал пальцы, отбрасывая рукоять, которая нагрелась добела.
Аиды, Дел, о таком ты меня не предупреждала.
Я отшатнулся, по-прежнему держа руки вместе и бормоча непристойности. Споткнулся, упал, откатился и раскинулся на спине, боясь коснуться чего-то ладонями. Аиды, как же они болели!
Я вдыхал запах паленой плоти. Не моей, кошки.
Ну и на том спасибо. Хотя мертвая кошка все равно ничего не чувствует.
Я лежал на спине, не переставая ругаться в надежде, что поток ругани хотя бы частично задавит боль. Я бы на все пошел, лишь бы уменьшить это жжение.
Несколько секунд мне понадобились, чтобы справиться с дыханием. Боль уже не так терзала ладони и я открыл глаза, чтобы посмотреть на них. Увидеть их было легко — они застыли в воздухе на концах болезненно сведенных рук. Локти упирались в землю.
Ладони. Не обугленные обрубки. Ладони. И каждая заканчивалась пятью пальцами.
Пот тут же высох. Боль уменьшилась. Я снова начал нормально дышать и решил, что пора было перестать ругаться. Теперь смысла в этом не было.
Все еще лежа на спине, я осторожно пошевелил пальцами. Настороженно прищурился — и сразу забыл о боли и страхе, увидев, что и кожа на руках, и кости под ней остались целыми. Не было никаких волдырей. Самые обычные руки и не следа ожогов, хотя знакомые шрамы и уплотнения у суставов остались. Значит это действительно были мои руки, а не какая-нибудь магическая замена.
Я почувствовал себя лучше и медленно сел, вздрогнув, когда болезненно дернулись внутренности. На всякий случай я снова пошевелил пальцами — никакой боли, никаких судорог. Обычные гибкие пальцы, словно ничего не случилось.
Нахмурившись, я уставился на меч.
— В аиды, что же ты такое?
В голове сам собой возник ответ: яватма.
Аиды, баска, что же мне теперь делать?
Я рискнул подняться. Все тело вроде бы действовало нормально, хотя немного скованно. Через шерстяную ткань я помассировал ноющий шрам пониже ребер и тут же забыл о нем. Все мое внимание переключилось на кошку. На нее и на меч.
Я подошел поближе. Кошку я проткнул очень удачно: через открытую пасть к основанию черепа. Она лежала на боку. Под тяжестью рукояти, опустившейся на землю, ее голова приподнялась.
Две глазницы смотрели на меня. Глаза из них вытекли.
Я и сам не знаю, сколько времени не мог оторваться от этого зрелища. Я не мог даже пошевелиться. Я только смотрел, вспоминая жар рукояти. Когда я обнаружил, что руки целы, я даже решил, что все это мне показалось, но теперь я снова засомневался.
От удара мечом не плавятся глаза. От удара мечом не чернеют усы и не обугливаются рты. Мечи режут, протыкают, колют, разрезают, иногда рубят, если у обладателя меча мало опыта. Но они никогда ничего не плавят и не сжигают.
Может яватмы это делают?
Я снова посмотрел на свои руки. Они не изменились. Смуглые, мозолистые, но целые.
Сгорела только кошка.
Вернее некоторые части ее тела. Те части, которых коснулся меч.
Пустые глазницы почернели. Только теперь я заметил, что крови совсем не было: меч всосал ее в себя.
Аиды, баска, я сделал то, что клялся не делать.
Где-то вдали взвыли звери. Они визжали, как когда-то стая гончих. Гончие всегда выли, когда Дел вызывала к жизни меч.
И в ответ заржал жеребец.
Жеребец…
Я забыл о кошке и мече и побежал к нему. Он стоял недалеко, его сил хватило только на несколько шагов. От тихо ждал и пот стекал по его шкуре.
Пот вместе с кровью.
— Аиды, — пробормотал я, — здорово он тебя прихватил, да?
Жеребец обнюхал меня. Я мрачно откинул темную клочковатую гриву с холки — внизу, на Юге мы стрижем гривы коротко, а Северяне оставляют их длинными — и, хотя седло и защитило жеребца, увидел довольно глубокие раны
— клыки и когти разорвали шкуру. Еще больше рваных ран было на правом плече, за которое кошка цеплялась задними лапами, и несколько царапин рядом. Но в общем можно было сказать, что жеребцу повезло: кошка быстро отвлеклась — на меня или на меч. В Пендже я видел молодых песчаных тигров, которые сваливали лошадей и побольше чем мой гнедой, но заканчивали они эту работу побыстрее, просто перегрызая яремную вену.
Может и эта кошка знала, что делать, но опять-таки, я или меч не дали ей закончить. Что-то похожее на страх скрутило мои внутренности. С этим нужно было как-то справиться и я снова повернулся к жеребцу.
— Ну, старик, теперь мы с тобой вполне подходящая пара, — утешил я его. — Посмотри на мою щеку, а? Может стоит назвать тебя Снежным Котом? Как раз для Песчаного Тигра.
Жеребец недовольно фыркнул.
— Может и не стоит, — согласился я.
Из-за запаха мертвой кошки — вони жженого мяса — жеребец нервничал, и я привязал его к ближайшему дереву, сняв седло, чтобы не нагружать поврежденную спину. Ясно было, что день или два мне на нем ездить не придется, так что оставалось только разбить лагерь.
Когда лошадь это единственное, что стоит между тобой и долгой пешей прогулкой — или смертью — человек учится ценить ее. Главное в пути это здоровье лошади и ее безопасность. Если нам придется провести здесь несколько дней, ничего страшного не случится. Гончие могут и подождать, да и Юг никуда не убежит. Так что я подобрал флягу с амнитом. Кто знает, чем питалась кошка и где бродила, а я не мог рисковать жеребцом. Раны нужно было обработать.