Выбрать главу

   Прохладные ночи сентября осыпали лёгким золотом верхушки деревьев. Бирюзовые краски неба в этом удалённом от мирской суеты краю, становились с каждым днём осязаемо ярче и прозрачнее. Лёгкие быстрые воды реки потемнели и успокоились. Полуденное солнце ещё сохраняло память о жарком лете, но холодное дыхание ранних вечеров неумолимо напоминало о наступлении осени.

   . Небо на западе затухало огнем заката. В густеющей синеве востока осторожно зажигались первые звёзды - искорки ночи.

   Максим вслушивался в шорохи густеющей темноты. Ночная птица с едва уловимым шелестом крыльев пронеслась над головой, исчезая среди деревьев. Легкие силуэты летучих мышей чертили небо. Оранжевый диск восходящей луны, проглядывал сквозь острые пирамиды елей. Тишина доносила до слуха ленивое движение волн на реке и редкий плеск засыпающей рыбы. От воды потянуло прохладой, и серебристый туман, медленно заклубился в свете яркой, взошедшей над лесом, луны. Невидимый художник, рисуя фантастические меняющиеся эскизы, наполнил вечерний воздух призрачными красками.

   Максим последний раз прикоснулся кончиком кисти к полотну. Легкое, неуловимое движение, завершило этюд. Пора возвращаться. Он аккуратно сложил краски и кисти, закрыл этюдник. Два километра по берегу до базы отдыха он пройдет до наступления полной темноты, а завтра снова в город с его бесконечной суетой. Максим набросил ремень этюдника на плечо, сделал, было, пару шагов и остановился. Что-то заставило его медленно обернуться. Огромный медведь темным призраком стоял на берегу реки в нескольких десятках метрах от него. Не обращая никакого внимания на человека, он опустил голову, шумно втянул воду. Напившись, громко фыркнул, повернул тяжелую голову, с ветвистыми тяжёлыми рогами, и глаза Максима встретились с глазами лесного животного. "Мы с тобой одной крови - ты и я", - вспомнил Максим фразу. Лось отвернулся, медленно отошел от кромки берега и растворился в лесной чаще.

   - Вот это да, - невольно прошептал Максим и внезапно почувствовал что-то, нахлынувшее на него волной. Густые лапы тёмных елей медленно зашевелились под легким движением вечернего воздуха. Река заиграла мелкой рябью. Отражения скальных обрывов, вечернего неба, огня заката рассыпались на тысячи искорок, мириады миров. Он наклонился и осторожно коснулся пальцами воды. Серая тень рыбы медленно ушла в глубину. Что-то изменилось. Но что? Тонкое восприятие художника ощущало это. Максим наблюдал, как капельки воды с его пальцев возвращаются в реку. Он ощутил приближение. Не слухом, не зрением - чем-то иным. Тем, что присутствовало в нем очень давно, сотни, нет, тысячи лет и внезапно проснулось. Он выпрямился и устремил свой взор на реку, туда, где другой художник рисовал на вечернем воздухе красками, наступающей ночи, свои картины.

   - Я хочу рисовать, как ты, - тихо произнёс Максим. Туман, словно в ответ, медленно заклубился. Оно приближалось оттуда, медленно, бесшумно, не нарушая тишину вечера. Слабый ветер стих. Зеркало воды вновь без искажений отражало реальность. Всё вокруг застыло, замерло, словно в ожидании.

   Парус, прямоугольный, белый, в лучах заката светящийся огненно-золотистыми красками, медленно проявился в тумане. Изображение солнечного диска, с расходящимися радиально по ткани лучами, едва заметно колыхалось, когда длинные весла бесшумно, не нарушая покой воды, опускались в речной поток. Корабль скользил по воде, приближаясь. Максим различил голову сказочного животного, искусно выполненную из дерева и украшающую нос корабля, ряды круглых щитов по бортам.

   - Что это? Почему это так знакомо? - пронеслось в голове у художника. Корабль приближался. Максим уже видел детали. Сказочный зверь на носу корабля смотрел на него, оскалив свои длинные клыки. Последние лучи заката тускло мерцали на доспехах воинов.

   - Это же моя картина! - отблеском далёкой молнии пронзила догадка. - Но она ещё не завершена! Она только в моём воображении! Я для неё рисовал все эти эскизы здесь! Как это возможно! Это сон?

   Корабль мягко уткнулся носом в берег и застыл в полной тишине. Максим почувствовал взгляды. В сумраке вечера он не различал лица людей, застывших там, на борту корабля. Максим ждал. Он не трогался с места, опасаясь, что сказочная картина растает словно призрак.

   - Здравствуй. Создатель, - отчетливо прозвучало в вечерней тишине. Максим вздрогнул. Нет, это не сон. Но что это?

   С борта корабля спустился трап. Двое сошли на берег. Под ногами захрустел песок. Люди приблизились.

   - Здравствуй, Создатель, - вновь произнёс один из них - высокий с длинным посохом в руках и сбросил с головы, скрывающий лицо, капюшон длинного темного плаща. Глаза незнакомца, излучающие холодный электрический свет, словно пронзили Максима. Второй незнакомец, сошедший на берег, - воин в доспехах, остановился на полшага позади первого, как бы давая понять, кто здесь главный.

   - Кого они называют Создателем? - подумал Максим и на всякий случай огляделся по сторонам. Никого более. Только черный лес молчаливо стоял стеной, да река плавно несла свои воды.

   - Здравствуйте, - осторожно произнёс Максим. - Вы кто?

   - Я, Дзиор - Повелитель Отблесков Пламени, зовущийся так в Бесконечных Мирах, - назвавший себя, почтительно склонил голову. - Рядом со мной имеет радость созерцать тебя Милькаир - лучший из воинов всех Миров, сотворённых тобой. Мы держим путь через эти Миры. Благодарим тебя, за твое позволение видеть своего Создателя.

   Максим глубоко вдохнул прохладный воздух. Ночь уже вступала в свои права. Тусклая полоска зари затухала на горизонте. Мир погружался в призрачный лунный свет.

   - Кто они? Призраки? - задал сам себе вопрос Максим. - Или же это реальность? Но что есть реальность? Только сумма наших ощущений и не более. А почему бы и нет? Корабль, плывущий через Миры. Ты же сам хотел создать эту картину. Теперь она перед тобой.

   Странно, он не чувствовал удивления, словно был готов к этой встрече всегда. Создавая картины, он жил в этих мирах, ощущал их каждой частицей себя, вкладывал в них то, что незримо для глаз, неуловимо для человеческих чувств, то, что называется Силой Творца. Он видел эти миры и переносил их на полотна своих картин. Они стали частью его самого, а он существовал в них.