— Какие проблемы, малыш? — Послушайте… у меня неприятности…
— Какие? С полицией? — спросил Доктор.
— Да, — ответил наконец Ронни.
— Ты арестован?
— Да…
— За что?
Ответа не последовало.
— Малыш, пока я все не узнаю, я не смогу помочь. За что? — спросил Доктор.
— Это связано с девушкой.
— Что стряслось? — нетерпеливо произнес Коун.
— Ей пятнадцать лет, — признался наконец Ронни.
— Господи! — сказал Доктор. — Молчи! Не говори ни слова! У тебя еще нет адвоката?
— Я звонил вам, — ответил Ронни.
— О'кей. Ты говоришь из полицейского участка?
— Да, — подтвердил Ронни.
— Назови мне фамилию дежурного офицера.
Доктор подождал. Ронни сообщил ему фамилию сержанта.
— О'кей. А теперь молчи. Больше ни слова. Я свяжусь с тобой!
Доктор положил трубку. Он не мог обманывать себя — он ожидал подобного исхода, который мог произойти и раньше. Он давно заметил, что Дейл при всем его ангельском облике и манерах имел подобную слабость.
Ронни осаждали зрелые женщины и девушки старше двадцати лет, желавшие разнообразить сексуальную жизнь певца. Но он предпочитал юных крошек. Едва набухающие груди волновали его сильнее, чем полные, чувственные бюсты. Его жажда соблазнять была сильнее тяги к близости со зрелой, мечтающей о нем женщиной. Редкие лобковые волосы девственницы заводили его больше, чем тело зрелой партнерши. Однако, видя в Дейле трудолюбивого, тщательно готовящегося к выступлению музыканта, поглощенного своей карьерой, Доктор закрывал глаза на эту слабость юноши.
Нет, Доктор не мог разыгрывать удивление, шок. Но теперь от него требовались действия. Правильные действия. И необходимая секретность. Ронни Дейл и его музыканты только что подписали контракт на весь второй год работы. Речь уже не шла о тринадцатинедельном испытательном сроке. Договор включал в себя обязательства по части морали. Контракт мог быть немедленно расторгнут в случае совершения Ронни Дейлом скандального поступка, способного бросить тень на спонсора или его товар.
Доктор понимал, что у него есть только один выход. Он весьма неохотно полистал записную книжку, нашел номер и набрал его. Когда абонент поднял трубку, Коун догадался, что он разбудил Бастионе.
— Кошачий Глаз? Это Док Коун.
— Да? Что случилось? В чем дело? — раздраженно спросил Бастионе.
— Мне нужна помощь! Большая помощь. Мой певец… Ронни Дейл… У него неприятности с законом.
— Управлял машиной в нетрезвом виде? — спросил Бастионе.
— Преступление против нравственности. Пятнадцатилетняя девочка.
— Пятнадцатилетняя девочка! Негодяй! У меня есть пятнадцатилетняя дочь. Пусть подонок погибает!
— Кошачий Глаз… послушай меня. Пожалуйста.
Коун ненавидел себя, когда ему приходилось унижаться, чувствовать себя должником, но сейчас у него не было выбора.
— Кошачий Глаз, этот малыш значит для меня слишком много. Я вложил в Ронни слишком много времени и средств, чтобы потерять его.
— Знаю! — сурово произнес итальянец. — Может быть, это к лучшему. Знаешь, что говорят люди у тебя за спиной? Ты обращаешься с этим малышом, как настоящая еврейская мама. Без твоего одобрения он не способен произнести слово, пропеть ноту, сходить в туалет. Из клубов стали поступать жалобы. Ты уделяешь этому парню больше внимания, чем всему остальному бизнесу!
— Мы можем обсудить это позже, сейчас он за решеткой. Я должен что-то предпринять, пока новость не попала в газеты!
— Хорошо, — проворчал Бастионе, уступая Коуну. — Дай мне десять минут. Я позвоню тебе.
Положив трубку, Коун понял, что он не сообщил итальянцу о том, где находится Дейл. Однако через несколько минут телефон Коуна зазвонил.
— Док?
Голос Бастионе стал менее жестким, более деловитым.
— При таком обвинении речь может идти только о четырехзначной сумме.
— Тысяча? — спросил Коун. — Хорошо.
— Подожди, Док. Пять тысяч!
— Пять? — повторил Коун.
Он надеялся, что потребуется значительно меньшая взятка.
— За пять тысяч ты получишь его дело и отпечатки пальцев. Не будет никакого досье.
— О'кей, — ответил Коун с облегчением, хотя цена была высокой. — Позвони им и скажи, что мы согласны.
— Я уже согласился за тебя, — сказал Бастионе.
— А деньги?
— Я дал им слово, — сообщил Бастионе. — Забирай твоего парня.
Он положил трубку, прежде чем Коун успел поблагодарить его.
Они ехали в такси домой к Коуну. Взволнованный, потрясенный Ронни повторял: