— Я заберу его домой, — невозмутимо заявил человек.
— По-моему, это будет ошибкой, — возразил Айзи.
— Вовсе нет, — твердо произнес мужчина, перестав улыбаться.
— У нас есть правила…
— Именно это я не люблю. Правила.
— Весьма сожалею… — промолвил Айзи.
— Послушай, Док!
Он кивнул головой, предлагая молодому врачу отойти в угол комнаты.
— Если тебя беспокоит состояние пациента, то он получит наилучший уход.
Он указал на большой темный лимузин, стоявший за окном.
— Мы отнесем его в машину. Я увезу его в удобное и безопасное место. Более безопасное, чем больница. Даю слово.
— Извините. К тому же я должен составить рапорт с его слов для полиции…
— Рапорта не будет! — отрезал мужчина.
— Таков порядок, когда явно имело место насилие.
— Эй, малыш! Ты знаешь, с кем ты говоришь? — спросил смуглый человек, внезапно рассердившись.
Айзи не ответил. Мужчина поднял правую руку и продемонстрировал свой перстень.
— Ты не слышал о Кошачьем Глазе?
В его голосе звучали оскорбленное самолюбие и возмущение глупостью собеседника.
Кошачий Глаз, мысленно произнес Айзи. Только один заметный человек имел такое прозвище. Кошачий Глаз Бастионе. Внезапно молодой Доктор испытал страх. Он обрадовался тому, что узнал о том, с кем имеет дело, только сейчас. Догадайся он об этом раньше, его пальцы потеряли бы свою ловкость и твердость.
— Не пугайся, малыш. Я не собираюсь обижать тебя. Если бы я собирался давить на тебя, ты бы не получил от меня вот это.
Бастионе вытащил новую стодолларовую купюру.
— Интерны не имеют права принимать подарки.
— Ты хочешь, чтобы этот парень уцелел?
— Здесь он будет в безопасности, — сказал Айзи.
— Он не может быть в безопасности, оставаясь в Чикаго.
Айзи удивленно поднял брови.
— Поверь мне, — сказал Бастионе. — Этот малыш — не гангстер. Он — комик. Он работает на меня в «Ше Пари», возле Норт-Сайда. Ты слышал об этом заведении?
— Конечно.
— О'кей. Он — приличный молодой еврей с большим будущим. Он привлекает посетителей. Ирландец решил, что это наносит ущерб его клубу «Трилистник». Он послал двух бандитов в гостиницу, где живет этот парень. Это они порезали его. Если бы он умер, на этом все бы кончилось. Но поскольку он уцелел и видел их, они не оставят его в живых, если он не покинет Чикаго. Они явятся сюда, прямо в твое отделение «В», и прикончат его! Ты хочешь, чтобы это случилось?
— Нет.
— Тогда забудь о рапорте. Мы заберем парня с собой.
— Он должен находиться под наблюдением врача. В течение всей следующей недели.
— Если ты хочешь сделать это, мы с тобой договоримся.
— Нет. Спасибо. Не забудьте снять швы через четыре дня. Иначе возможно нагноение.
— Хорошо. Через четыре дня. Но помни — никаких рапортов. О'кей? Мне нечего бояться. Меня они не тронут. Я беспокоюсь о нем.
Поколебавшись, Айзи кивнул.
— О'кей, малыш! Я ничего не забываю.
Мускулистый человек подал знак через застекленную дверь. Двое мужчин вошли в комнату, взяли пациента на руки и отнесли его на заднее сиденье лимузина. Автомобиль скрылся в ночи.
Когда дверь закрылась, молодая медсестра, хорошенькая блондинка из Висконсина, спросила Айзи:
— Это был действительно он? Кошачий Глаз Бастионе?
— Я не мог возразить ему, — ответил Айзи. — Выпей кофе. Оно тебе необходимо.
Она налила кофе из белого фарфорового кофейника, стоявшего на газовой горелке. Айзи взял чашку и попытался отпить жидкость, но она была слишком горячей. Он отставил чашку в сторону и произнес:
— Пусть остынет.
Айзи повернулся к девушке и обнял ее. Ему нравилось прижиматься к большому бюсту медсестры, которая никогда не оказывала серьезного сопротивления. Но на сей раз она заявила:
— Не заводись!
— В чем дело? У тебя месячные? — спросил он, напрягая память.
— Миссис Риан.
— Что она сказала?
— Свои обычные слова. Об интернах. Только на этот раз она упомянула конкретно тебя.
— Она ревнует! — сказал Айзи. — Я говорил тебе, что она пыталась прижать меня в чулане, где хранится белье?
— Старая леди Риан? — удивилась молодая медсестра.
Поняв, что он шутит, девушка засмеялась. Айзи воспринял это как сигнал к действию. Он принялся засовывать руку между двумя верхними пуговицами ее накрахмаленного белого халата, чтобы добраться до грудей, считавшихся самыми твердыми в больнице.