Как императорская власть в Индии, так и более поздние применения императорского титула являются выражением господства над чужими народами. Император Манджоу-Го и присвоение итальянскому королю титула императора Эфиопии являются мимолетными явлениями, последними рудиментами блестящей истории этого имени, которая с окончанием первой мировой войны начинает подходить к концу.
В 1918 г. прекращается власть тех монархов, которые были непосредственными наследниками этого имени. И вместе с немецким кайзером, кайзером Австрии и русским царем исчезает турецкая императорская власть Османов. С тех пор императорский титул служит только для обозначения колониального господства, а с концом колониализма прекращается вообще такое употребление имени Цезаря. С 1947 г., когда Индия получила независимость, в мире больше нет императоров. Этот титул стал употребляться только как перевод слов «шах» или «негус».
В такой двухтысячелетней судьбе имени Цезаря отражается постепенная смена понятий и представлений, которые выражали народы Европы этим словом. Как сначала блестит новая монета, а потом после длительного употребления тускнеет, контуры стираются, ее достоинство невозможно различить, и она изымается из оборота, так и первоначальное значение имени Цезаря постепенно утрачивалось, пока не осталось в тени исторической реминисценции и в конце концов исчезло из живого употребления. Все это развитие происходило внутри западноевропейского культурного ареала. Только позже имя Цезаря вышло за его пределы, и когда оно переносилось на неевропейские отношения, это делалось либо европейцами, либо следуя европейскому образцу.
Но поистине поразительным является то, что распространение имени Цезаря совпадает с распространением европейского господства над миром. Когда Фридрих Гундольф сказал о переходе от республики к единоличному правлению Цезаря, который символизировал переход через Рубикон, что с этого момента можно говорить о мировом значении Европы, то потеря этого значения после исчезновения колониального господства и перемещения политического руководства из Европы совпадает с прекращением последних воздействий, исходящих от имени Цезаря.
Как и эти параллели, в истории имени Цезаря есть и другое, что дает повод для размышлений. Имя человека в данном случае становится политическим понятием. Когда язык ищет новое слово для обозначения положения, звания, сана, он дает понять, что речь идет о чем-то, чего до сих пор не было, а имеющиеся языковые средства недостаточны. Но это новое слово не является обозначением ранга, как, например, король, герцог, консул, дож и другие титулы правителей. Оно обязано своим происхождением не теоретическим соображениям и не происходит от требований политической программы, как президент или Председатель Верховного Совета. Своеобразие данного явления состоит в том, что имя человека стало определением политического понятия. Это может обозначать только одно: новое, для названия которого язык ищет новое слово, ранее неизвестный вид власти не являются плодом политических спекуляций, язык не возводит его к положению, занимаемому Цезарем, а только к величию и достижениям человека. Новое появляется на свет не как мысль, не как теория, а воплощается в одном человеке — Цезаре. Цезарь не учил этому новому, он также не руководил им, как это делали те, кто после него унаследовал его имя. Цезарь был тем, что впредь будет называться его именем. В личности Цезаря, в его существовании родилась идея и форма власти, которая два тысячелетия казалась максимумом, чего мог достичь человек.
Рассмотрение истории развития значений имени Цезаря дает важные отправные точки для оценки феномена Цезаря. Воздействие, исходящее от его личности, ярко проявляющееся в истории его имени, становится понятным при двух условиях: нужно показать, в чем состоит политическое новшество, воплощающееся в личности Цезаря, а также выявить, в какой мере это новшество является западноевропейским явлением.