В то время как Мур рассматривал исключения Муди как моральные решения - "дать или не дать эту книгу почитать шестнадцатилетней сестре?" - другие понимали его исключения как выражение его диссидентских убеждений: Муди воспринимался как политический агент, работающий против установленной церкви, либерал в теологии и радикал в политике. Этим объяснялись и его прогрессивные включения. Так, "Происхождение видов" Чарльза Дарвина (1859) было включено в книгу, как и "Эссе и обзоры" (1860), сборник из семи эссе, в которых Дарвин и новейшие немецкие библейские исследования опровергали рассказы о чудесах в Библии и которые заслужили у либеральных англиканских авторов прозвище "Семь против Христа". Роман "Мириам Мэй: A Romance of Real Life (1860) Артура Робинса, и Робинс жаловался, что это был ответ на нелестное изображение в романе евангелического священника, который получает епископство путем мошенничества. Муди отверг обвинения - он написал в "Манчестер Гардиан", что никогда не распространит роман, который "вопиюще искажает взгляды какой-либо религиозной партии" (курсив мой), - но "Литературная газета" напала на "Монополию мистера Муди". На страницах журнала, посвященных письмам, перечислялись названия, которые Мади запретил, очевидно, из-за своего инакомыслия, в том числе "Обвенчанные и обвенчанные... Повесть для суда по бракоразводным делам" (1860) Марабел Мэй.
Независимо от того, были ли решения Муди результатом моральных соображений или выражением его религиозных убеждений, власть, которой он обладал, была безумной, если не сказать ужасающей, для тех авторов и издателей, которые чувствовали, что дверь захлопнулась. Для тех, кто был внутри, дело обстояло иначе - как, например, для романистки Амелии Б. Эдвардс (1831-92), чье письмо Муди от 15 февраля 1865 года начиналось так: "Я уже некоторое время хочу и собираюсь написать вам, чтобы выразить свою горячую и сердечную благодарность за заметную доброту, с которой вы включили мое имя во все опубликованные списки, которые я вижу в вашей библиотеке".
Он известен, пожалуй, лучше всех в Англии", - писала "Литературная газета", но сегодня нам трудно приблизиться к Муди. Возможно, всем библиотекарям свойственен инстинкт курировать чужие слова, а не продвигать свои собственные, быть, по выражению одного из современных отзывов о библиотеках, "вежливым мизантропом". Уилки Коллинз называл Муди "старым дураком" и "невежественным фанатиком", но на самом деле это была реакция на власть Муди над читателями - его "систему Муди-ации", как выразился один автор письма. Ханжа, если он таковым был, и агрессивный бизнесмен, которым он, несомненно, был, в некотором роде противоречат друг другу: у первого есть инстинкт отмены, у второго - накопления, но Муди, возможно, объединил в себе эти два качества. Он прославился тем, что говорил, что все книги из его библиотеки должны быть такими, чтобы их можно было показать респектабельной молодой женщине, не заставив ее покраснеть; но "он ходит как человек, который может добиться своего, - продолжает "Литературная газета", - и хочет этого добиться".
Его присутствие громче всего слышно в газетных передовицах и на страницах писем, где то и дело раздаются обвинения в культурном засилье. Но Муди был еще и поэтом, и это дает нам возможность проникнуть в его характер. В 1872 году, в расцвете своих профессиональных сил, на сайте он напечатал для частного распространения сборник из восемнадцати стихотворений под названием "Бродячие листья". Все они, кроме одного, сегодня неизвестны, но его стихотворение "Я возношу к тебе свое сердце" стало популярнейшим гимном, который до сих пор поют во всем христианском мире. Вот начальный стих:
Я возношу к Тебе свое сердце,
Спаситель Божественный,
Ведь Ты - все для меня,
И я - Твой.
Есть ли на свете более тесные узы, чем эти.
Что "Мой Возлюбленный - мой, а я - Его"?