Наконец, не придумав ничего лучшего, он бросился на короткую кровать и уткнулся головой в угол, свесив ноги с противоположного конца. Под убаюкивающий шум прибоя он скоро заснул.
На следующее утро, вскоре после пробуждения, ему принесли сэндвич и стакан молока. Пока он завтракал, Эдвардс стоял рядом. На все вопросы Грахама он только пожимал плечами и говорил:
— Придется тебе немного подождать, пока приедет босс.
После этого Гордона оставили одного и только каждый час заглядывали в комнату, чтобы убедиться, что он ничего не вытворяет.
Обед прошел точно так же. На пляж начали понемногу подтягиваться люди, хотя большей частью, видимо, они предпочитали южную часть Бей-Хеда (ближе к Мантолокингу, насколько он помнил географию этих мест). Так что здесь было совсем мало купальщиков, да еще несколько человек пришли на нудистский пляж.
Однако все они находились слишком далеко, чтобы можно было рискнуть и позвать их на помощь, сейчас или позже. К тому же сильно шумел прибой, и вздумай Грахам закричать, его в первую очередь услышали бы в доме, а не на пляже.
Конечно, сезон только начинался и вода оставалась прохладной, несмотря на прогревшийся воздух. Как обычно, у берега целый день стоял рыбак в сапогах до пояса и, судя по тому что мог видеть Грахам, за весь день ничего не поймал, да какой-то юнец нырял на своем вертолете в воздушных течениях всего в нескольких метрах над головами купальщиков.
После обеда Гордон Грахам, умирая от скуки, решил немного вздремнуть. Ужин оказался хорошим, еду принесли, как и раньше, прямо в комнату. А вскоре откуда-то снизу послышались слабые звуки, говорившие о том, что приехал кто-то еще.
Дверь открылась, и Эдвардс сказал:
— Пошли со мной.
Гордон спустился вслед за коротышкой вниз по лестнице в гостиную, а все, кто был в доме раньше, расселись кругом по ранжиру, словно специально для встречи с ним. Он узнал трех человек, с которыми у него была схватка двумя днями раньше: Лундквиста, Эдвардса и Варшауэра, на носу которого красовался пластырь. Рядом с ними расположились еще два незнакомых человека и, наконец, двое инопланетян: похожая на динозавра рептилия с Осириса, возвышавшаяся над остальной компанией, с раскрашенными в голубой и золотистый цвета чешуйками, и покрытая мехом крысоподобная обезьяна с Тота (другой обитаемой планеты системы Проциона), не выше метра ростом, с семью пальцами на каждой конечности.
— Вот он, босс, — сказал Лундквист осирианцу.
— Ну-ну, — промолвила рептилия. — Подойди и посмотри на меня, мистер Крахам!
Грахам, внимательно слушая, все же с трудом мог разобрать смысл фразы из-за свистящего акцента, делавшего половину произносимых звуков непонятными. Полагаясь на шлем под париком, он выполнил приказание. Два больших зеленых глаза чужака злобно уставились на него. Щетина под париком у Грахама встала дыбом, а комната словно поплыла.
— Повторяй за мной, — сказал осирианец. — «Я, Кордон Крахам…»
— Я, Гордон Грахам.
— Принимаю тебя, ша-акфи Тейерхию…
— Принимаю тебя, ша-акфи Тейерхию… («В мои жены, что ли?», — подумал Грахам. Боже, какая чушь лезет в голову!)
— В качестве моего абсолютного повелителя.
— В качестве моего абсолютного повелителя.
— Пока не буду освобожден тобой от этой клятвы.
— Пока не буду освобожден тобой от этой клятвы.
— И буду честно выполнять все приказы.
— Что? — спросил Грахам.
— И буду честно выполнять все приказы! Ты что, не понял, турак!
— Сразу не смог…
— Тебе не нравится мой анклийский? — злобно зашипело существо, обнажив крокодильи зубы. — Я говорить на совершенный анклийский! Никакой акцент!
Грахам решил не вступать в дискуссию по вопросу, который, судя по всему, был больной мозолью осирианца, и просто сказал:
— И буду честно выполнять все приказы.
— Даже ценой шизни.
— Даже ценой жизни.
Так вот в чем дело! Наверное, именно этого осирианца встретила Бетти на вечеринке в Боунтоне, и это он был окружен длинногорлыми кружками-бутылками. Известный предприниматель и его партнер тотианец — как там его по имени? — Адзик. Не напейся тогда Тейерхия, многое могло бы повернуться по-другому. Ша-акфа наверняка бы присутствовал на заседании Черчиллианского общества, или хотя бы сидел где-нибудь в соседней комнате и руководил происходящим. А его бандиты не допустили бы всех тех ошибок, которые привели к создавшейся ситуации.
И что теперь делать? Как ведут себя люди под действием осирианского гипноза? Грахам помнил только эпизод из фильма «Опасная планета», где героиня, которую играла Ингрид Демитриу, попала в лапы к злодею, которого играл знаменитый осирианский актер Факхисен.
Как и загипнотизированная героиня фильма, Грахам театрально вскинул руки к голове и издал громкий стон, словно нашел грубую ошибку в своих недельных вычислениях, которые только что закончил. Он устало промолвил:
— Нельзя ли мне на минуту присесть? Кажется, у меня слегка болит голова.
— Так и толжно быть. Будешь тшуствовать себя лутше через некоторое время, — довольно изрекла рептилия.
Когда минута прошла, Грахам увидел, что все встали и выжидательно смотрят на него. Осирианец скакнул вперед и схватил его за плечо своими когтистыми лапами:
— Это ты Кордон Крахам, кеодезист проекта Камановия, или не ты?
Теперь надо было действовать осторожно.
— Я, господин. То есть один из геодезистов.
— И ты знаешь, кде в океане должны опускаться друкие капсулы, или не знаешь?
Информация об этом публиковалась в сотне изданий и не составляла никакой тайны.
— Да, — сказал Грахам.
— А тогда я хотшу знать, какие капсулы будут взрывать и по чей приказ, чтобы поднять Камановия над поверхность до двадцать девятое ноября этот код!
Так вот в чем дело! Но зачем, ЗАЧЕМ? В этом по-прежнему не было никакого смысла. Именно с 29 ноября начинал действовать договор Всемирной Федерации с Теофило Марчем. Ясно, что тут была какая-то связь. Если континент поднимется до этой даты, то, скорее всего, возникнет небольшая неразбериха, хотя квалифицированные юристы Всемирной Федерации наверняка найдут выход.
В любом случае, надо было обязательно со всем этим разобраться. Поэтому он ответил:
— Не знаю.
— О, все ты знаешь, — не отступался Тейерхия. — Ты будешь коворить, или мы найдем способ тебя заставить?
Грахам все равно лишь отрицательно потряс головой.
Лундквист заметил:
— Похоже, он нарывается, босс. Быстро у него язык развяжется, когда ты им займешься.
— Всяко может быть, — усомнился Варшауэр, гнусавя из-за поврежденного носа. — Иногда, когда приказ вступает в противоречие с намерениями человека и он сопротивляется слишком сильно, то даже после обработки трудно заставить его что-то сделать.
Лундквист предложил:
— Не знаю, насколько я понял причудливый язык Арти, но скоро все выяснится. Дайте мне только немножко вывернуть ему руку…
Тейерхия взмахнул когтистой лапой:
— Нет, у меня есть метод лутше. Иди и приведи еще одна наш кость.
— О, сейчас, — согласился Лундквист, и Грахам услышал в его словах оттенок садистской насмешки.
Лундквист с Эдвардсом вышли и через несколько минут вернулись с закованной в наручники Джеру-Бхетиру.
— Городон! — воскликнула она. — В чем дело? Что они собираются делать с нами?
— Не знаю, Бетти. Они хотят … выудить у меня кое-что мне неизвестное.
— Ты имеешь в виду, что говоришь, будто неизвестно, — поправил его Лундквист. — Вы, два придурка, держите ее покрепче. А вы двое, сходите на кухню за старым столом. И за резаком.
Когда все требуемое принесли, Лундквист сказал: