Вход на участок для нудистов представлял собой проход между двумя заборами в виде буквы L, чтобы человек, стоящий снаружи, не мог увидеть, что происходит внутри. Они прошли по этому повороту и увидели в нескольких метрах еще один внутренний заборчик, заканчивающийся рядом запирающихся шкафчиков и стойкой, за которой сидел человек. Дальше на песке лежали несколько не успевших толком загореть купальщиков.
— Эй, — окликнул их человек за стойкой. — Здесь так нельзя! Сюда не принято заходить в одежде! Оставьте ее в этих шкафчиках.
— Ладно-ладно, — успокоил его Грахам. — Я только хотел…Пу-уф… Пу-уф… — Он никак не мог отдышаться.
— Чего вы хотели?
— Позвонить по теле… Пу-уф…
Он замолк, и они со служителем пляжа замерли, постепенно узнавая друг друга. Это был один из членов банды Тейерхии, которого звали Хэнком.
Не успел Грахам и глазом моргнуть, как рука Хэнка скользнула куда-то вниз. Через секунду он направил на беглецов пистолет, загораживая происходящее спиной, чтобы купальщики ничего не могли увидеть.
— Не двигайтесь, — сказал он. — Стойте как стоите. — Потом он набрал номер на своем наручном телефоне. Послышались обрывки разговора: — …придите-ка посмотрите … да… держу на мушке…
Через пять минут Гордон Грахам и Джеру-Бхетиру шли обратно к дому Аурелио в сопровождении Лундквиста и Варшауэра, прятавших под пиджаками направленные на беглецов револьверы.
В доме их отвели в гостиную, где находились Тейерхия, Адзик и один человек, имени которого Грахам не знал.
— Ну? — спросил Лундквист. — Как там Джим?
— Отдал контссы, — прошипел Тейерхия.
— Фуф, — охнул Лундквист. — Что ж, эти двое за него заплатят. — Он поставил револьвер на предохранитель и взял его за ствол.
— Нет, — остановил его Тейерхия. — Они нам еще нужны…
Но, несмотря на эти слова рептилии, рукоятка револьвера просвистела в воздухе и опустилась на голову Грахама с глухим, но отчетливым металлическим «бонк!». У Грахама искры из глаз посыпались, он покачнулся, хотя шлем и тонкий слой резины под париком немного смягчили удар.
— Остановись! — резко крикнул Тейерхия. — Может, потом, но не сейчас!
Лундквист опустил руку и внимательно посмотрел на Грахама. Через пару секунд он проговорил:
— Непонятки какие-то. Что-то у этого подонка с головой. — Он подошел поближе и постучал по черепу Грахама костяшками пальцев. — Так и есть. — Он начал водить пальцами у края волос, пока не подцепил ногтями парик. Лундквист резко дернул, шлем и парик с хлопком слетели с головы неудачливого беглеца.
Грахам поднял руку. По крайней мере, теперь он мог почесаться. У него отросли жесткие волосы, примерно в полсантиметра длиной, и к тому же они были покрыты остатками клея, которым Скляр прикрепил шлем.
— Итак, — сказал Тейерхия, — теперь знаем, почему он ничего для нас не сосчитал. Я получил указания от Свана, и он дал нам последний шанс. Поэтому рисковать нельзя. Убей их.
— То есть прямо сейчас? — уточнил Лундквист. — Почему бы немного не подождать и не позабавиться?
— Откладывать рискованно. Этот человек опасен. Он сильнее, чем кажется. Закрой окна и застрели их прямо сейчас. А если тебе это не нравится, я и с тебя шкуру спущу.
Джеру-Бхетиру бросила отчаянный взгляд на Грахама. Он решил, что так просто им не дастся, а сначала бросит в них что-нибудь или попробует одного из них придушить, даже если его в это время убьют. Он напрягся для прыжка.
Лундквист начал закрывать окна, а молчавший до того Адзик подал голос:
— Подождите.
Затем последовал оживленный диалог тотианца с его приятелем-рептилией на неизвестном Грахаму языке.
Наконец Тейерхия произнес:
— У нас есть идея получше. Теперь он без своего шлема, и мы можем его использовать. — Осирианец придвинул свою чешуйчатую морду к лицу Грахама. — Крахам!
— Да? — отозвался Грахам. Эти зеленые глаза, казалось, прожигали его насквозь. Все вокруг словно погрузилось в серый туман, и остались только эти глаза, смотрящие на него через узкие щелочки.
— Повторяй за мной: я, Кортон Крахам…
Последовала прежняя процедура принесения клятвы, но с некоторыми отличиями. Теперь после каждой фразы Грахам чувствовал, словно какие-то невидимые, но прочные оковы парализуют его волю к сопротивлению. Он напрягал все душевные силы, пытаясь противостоять этой атаке, но сделать это ему было не легче, чем обычному человеку застрелить собственную мать.
— А теперь, — сказал Тейерхия, — ударь Тшеру. Сильно.
Грахам не хотел выполнять этот приказ, но что толку? Так столкнувшийся с опасностью человек только бессильно моргает, не в силах что-то предпринять. Грахам шагнул к Джеру-Бхетиру и, несмотря на ее пронзительный взгляд, замахнулся и нанес ей сильный удар в челюсть. Хлоп! Она упала и осталась недвижно лежать на полу.
— Вот теперь он все понял, — сказал Тейерхия.
— Все равно может притворяться, — процедил сквозь зубы Лундквист.
— Нет, точно коворю. — Тейерхия выразительно постучал себя когтем по шишковатому черепу. — А теперь, Крахам, расскажи нам, кто тебя сюда послал с этой штуковиной на твоей колове.
— Рейнольд Скляр. Констебль Всемирной Федерации.
— Отшен хорошо. Сейчас ты поедешь с моими людьми до окраины корода. Потом ты пойдешь в кород, найдешь Скляра и убьешь его. Ты понял?
— Понял. — Хуже всего, что он действительно понял, что это приказ, который надо выполнить. Он знал, что теперь убьет Скляра при первой же возможности, не гнушаясь никакими средствами, и не сможет никаким образом предупредить свою жертву.
— А кокта убьешь Скляра, — продолжил осирианец, — то сразу же после этого убьешь себя. Тебе ясно?
— Да, — сказал Грахам.
И его вывели. Он даже не оглянулся на распростертую на полу девушку, которую недавно так любил.
VI
Гордон Грахам вышел из метро и, как робот с дистанционным управлением, пошел в район 50-х улиц, к отелю, в котором жил Скляр. Основная часть его сознания была занята предстоящим убийством. Например, следовало быть осторожным, не волноваться и не выпустить в констебля всю обойму, оставить для себя хоть один патрон. И в себя он должен выстрелить правильно, под ухом. Иногда люди стреляют себе в висок и остаются жить, только слепыми…
Между тем другая часть его сознания, словно узник в клетке, настойчиво, хотя и тщетно, пыталась установить контроль над телом, но вынуждена была довольствоваться ролью безучастного зрителя и лишь наблюдать со стороны, как это преступное тело безропотно подчиняется приказу. В чем бы ни заключался так называемый осирианский гипноз, он подействовал, это и дураку было ясно. А другие члены банды Тейерхии? Не находятся ли они тоже под воздействием гипноза? Когда-то Айвор Грахам рассказывал Гордону, что осирианцы обещали не использовать на Земле без разрешения свои сверхъестественные способности. Но если они нарушили эту клятву, нет никакой возможности физически им противостоять.
До отеля оставалось совсем недалеко.
А почему они не сделали то же самое с Джеру-Бхетиру? Но он тут же вспомнил, как читал где-то, что из всех по-настоящему разумных существ земляне легче всего поддавались такому воздействию. А кришнанцев можно было загипнотизировать лишь на короткое время…
— Нет, — покачал головой клерк за стойкой отеля «Балдвин», — мистера Скляра сейчас в номере нет.
— Я подожду, — сказал Грахам и сел в одно из видавших виды кресел.
Прошло несколько часов.
По-прежнему независимая часть сознания Грахама билась о стены его психологической тюрьмы, а другая половина терпеливо ждала свою жертву. Снаружи давно стемнело, а его желудок все настойчивее просил пищи, но он сидел, спокойный как статуя, в изъеденном молью кресле и ждал.
Наконец вошел Рейнольд Скляр. Он и Грахам увидели друг друга одновременно. Констебль изумленно вскинул брови, но тут же шагнул вперед, протягивая руку в приветствии.