— Вниз, — тихо приказал Скляр, и они поволокли одно из тел по винтовой лестнице. Уложив его на бетонный пол, они вернулись за вторым. Платформа в конце сужалась, наподобие носа корабля, к тому же в паре метров от лестницы стояла большая квадратная колонна, закрывавшая обзор, и можно было не бояться, что их заметят. Они замерли в тени лестницы. Вокруг была почти полная тишина, только с верхних уровней станции доносился глухой шум поездов.
Грахам прошептал:
— Что все это значит? Что это за типы? Что им от меня надо?
— Расскажу завтра, — бросил Скляр, выглядывая из-за колонны. Внизу поблескивал единственный рельс высокоскоростной линии, в два раза толще обычного, а верхний рельс, поддерживавший вагоны в вертикальном положении, блестел вверху. В нескольких метрах от того места, где они находились, по другую сторону колонны, стояли сцепленные вагоны высокоскоростной линии, похожие на артиллерийские снаряды. В их окнах отражались огни станции. Откуда-то изнутри доносился шум работающих воздушных компрессоров.
— Этот поезд идет до Вашингтона и простоит здесь еще полчаса, — сказал Скляр. — Скоро подойдет другой.
Пока он говорил, с другой стороны платформы послышался щелчок реле, шум моторов, и на пустой путь стал вползать прибывший поезд. Его тупой нос все приближался, пока не остановился у той самой колонны, за которой прятались Скляр и Грахам.
Скляр предупреждающе взмахнул рукой:
— Подожди, пока машинист не выйдет из кабины. Потом положим этих типчиков в почтовый отсек.
Через несколько секунд Грахам услышал стук открываемой двери и звук удалявшихся шагов. Скляр промолвил:
— Отлично! У нас есть две минуты. Помоги мне!
Когда они вытаскивали первое тело из-за колонны, Грахам боялся, что за ней окажется толпа народу: служащие дороги и пассажиры. Но платформа была пуста. Скляр открыл дверь вагона, и они втащили туда тело. Потом повторили ту же операцию со вторым нападавшим. Он, судя по всему, вот-вот должен был прийти в себя, и Скляр для верности еще раз дал ему дубинкой по голове.
— Грахам, — сказал он, — встань у двери. Если кто-то сюда пойдет, скажи мне.
Скляр занялся телами, затыкая им рот кляпами и связывая их носовыми платками, шнурками от ботинок и другими предметами одежды. Похоже, у него был большой опыт в подобных делах.
— Никого нет? — прошептал он. — Хорошо. Придержи его, а я натяну на него мешок.
Когда оба тела были завернуты в мешки для почты и отнесены в угол, Скляр отряхнул руки и сказал:
— Отлично, а теперь пошли отсюда. Твой брат тебя уже потерял. Обо мне — ни слова, сам понимаешь. Завтра днем один будешь у себя в квартире?
— Я… думаю, да. Брат никогда не возвращается раньше шести вечера, а то и еще позже.
— Хорошо. — Скляр в последний раз посмотрел на вагон, в котором они спрятали тела. Мимо них проехала электрическая тележка, везущая мешки с почтой, с эскалатора потянулись на посадку первые пассажиры этого поезда. Скляр добавил: — Все в порядке. Я написал на их мешках «Канзас-Сити», так что никто туда не полезет, пока они через четырнадцать часов не окажутся в Канзас-Сити. Жалко, что поезд не идет в Лос-Анджелес.
Они поднялись по винтовой лестнице обратно в туалетную комнату, где Скляр привел себя в порядок и вымыл руки. Грахам, смотря на него с оттенком благоговейного страха, сделал то же самое.
— Поспеши, Грахам, — поторопил юношу Скляр. — Не хочу, чтобы твои друзья начали тебя расспрашивать. Завтра в полчетвертого, да? Пока. До встречи.
И он ушел.
II
— И… э-э… как тебе Земля, Бетти? — спросил Гордон Грахам.
— Слушай, что это у тебя с руками? — поинтересовался Айвор. — Где тебя так уделали? Дрался, что ли?
Гордон отрицательно покачал головой, не в силах оторвать взгляда от Джеру-Бхетиру, которая ответила:
— Изумительно, но здесь так много воды! Мне даже чуть страшновато, что мы всего лишь на острове, окруженном водой.
— У моих осирианских туристов всегда такие ощущения, — сказал Айвор. — У них на планете никаких океанов нет, и плавать они не умеют, даже подумать об этом не могут без содрогания. А вот на планете Тот, наоборот, сплошной океан с разбросанными по нему островами. И тамошние крысоподобные обезьяны…
— Хорошо плавают, — закончил за него Гордон. — Продолжай, Бетти.
— И у вас столько молодежи!
— Продолжительность жизни на Земле большая, поэтому пожилых людей тоже достаточно много. Нам приходится контролировать нашу численность, а иначе здесь протолкнуться будет негде. А как тебе наша культура?
— Я только хотел сказать… — начал было Айвор.
Джеру-Бхетиру словно не услышала, все ее внимание было приковано к его брату. Она воскликнула:
— Культура меня просто очаровала. Мы, кришнанцы, по сравнению с вами бедные и отсталые! И Земля нам кажется восхитительной сказочной страной. Но больше всего меня интересует психология людей. Это мое увлечение — так, кажется, у вас говорят. Во многом вы похожи на нас, а в чем-то различаетесь. Например, мне хотелось бы обследовать тебя.
— Ч-что? — покраснел Гордон. — Ты хочешь сказать, что мне надо лечь на кушетку и рассказать тебе все-все как на духу?
— Не теряй с ним времени понапрасну, — посоветовал Айвор. — Ничего интересного не узнаешь. У него душа чистая как стеклышко. Даже не как у десятилетнего ребенка, а словно ему годика полтора. А теперь мне надо…
— Да не слушай его, Бетти, — отмахнулся Гордон. — Айвор не способен оценить чистоты твоих помыслов. Кушетки наводят его совсем на другие мысли, и с научными исследованиями не ассоциируются.
— Смотря что понимать под научными исследованиями, — сказал Айвор. — Если вы хоть на секунду перестанете есть друг друга глазами, я попробую довести до вашего сведения, что мне пора отваливать по своим делам. Впрочем, я в любом случае ухожу. Вот моя половина платы по счету.
Гордон Грахам и Джеру-Бхетиру смущенно подняли глаза и заставили себя попрощаться с Айвором. Они еще немного поговорили о психологии, и наконец Гордон произнес:
— Пожалуй, он был прав. Лучше нам тоже пойти отсюда.
Она взяла его под руку, и они медленно пошли к выходу, но у самой двери их остановил свист кассира, напомнивший Грахаму, что он не заплатил за обед. Он глуповато рассмеялся, позволил кассиру себя обсчитать, и они с Джеру-Бхетиру вышли из ресторана. Землянин и кришнанка были настолько поглощены друг другом, что натолкнулись на две колонны и пять пассажиров, да и вход в метро отыскали только с третьей попытки.
Для Гордона Грахама мир вокруг превратился в благоухающий райский сад — ему казалось, что он встретил девушку своей мечты. Его прежние зароки? Ерунда! А что подумают его друзья? Если он вздумает жениться на существе другой расы? Пока это его нисколько не заботило. Можно будет поразмыслить над этим завтра. Он нашел редкую по красоте спутницу, которая его понимала и слушала. Какое значение имеет все остальное?
Они проехали по развязке «Конкорс-экспресс» до Бедфорд-парка, а потом двинулись пешком на восток, туда, где дорога Мошолу выходит к парку Бронкса, и заходящее июньское солнце светило им в спины. Среди новых многоквартирных домов там и сям стояли коттеджи, построенные много лет назад.
— Это должно быть где-то здесь, — промолвил Грахам. — Слушай, Бетти, а что это за Черчиллианское общество?
Она ответила:
— Тейерхия сказал мне, что они утверждают, будто бы драматург XX века Джордж Бернард Шоу никак не мог сочинить пьесы, которые ему приписывают, и намереваются доказать, что их автор — известный политический деятель того же периода по имени Уинстон Черчилль.
— Черчилль? Это не он был одним из первых британских лейбористских лидеров, который писал в начале 1900-х годов романы на социальные темы?