— Что за каша! — воскликнул он и немного сдвинул свое бежевое сомбреро на затылок.
— Никаких сомнений, что это он убил Адель? — спросил Фурлоу.
— Никаких.
— Где?
— В их доме.
— Как?
— Ножом — тем большим сувенирным, которым он всегда размахивал, когда готовил барбекю.
Фурлоу глубоко вздохнул. Конечно, все происходило, как обычно. Нож — вполне логичное оружие. Он заставил себя сохранять профессиональное спокойствие и спросил:
— Когда?
— Около полуночи, насколько мы смогли выяснить. Кто-то вызвал скорую, но никто из них и не подумал позвонить нам сразу же. Лишь через полчаса мы оказались там, но Джо уже успел сбежать.
— Поэтому вы в поисках его приехали сюда.
— Ну да.
Фурлоу покачал головой. В это мгновение один из прожекторов сместился, и Фурлоу показалось, что он увидел какой-то предмет, зависший в воздухе за окном Мерфи. Он задрал голову, следя за этим предметом, но тот, похоже, уплывал ввысь в темное небо. Фурлоу снял очки и протер глаза. Странная это была штуковина — похожая на длинный цилиндр. Наверное, почудилось его больным глазам, решил он, и, снова надев очки, вернул свое внимание к Моссману.
— Что Джо делает там? — спросил Фурлоу. — Есть какие-нибудь предположения?
— Звонит людям по телефону и хвастается своим поступком. Его секретаршу Неллу Хартник пришлось отправить в больницу в истерическом состоянии.
— Он звонил… Рут?
— Не знаю.
И Фурлоу стал думать о Рут, впервые по-настоящему за все время, когда она отослала ему кольцо с вежливой короткой запиской (что было совсем непохоже на нее), где сообщала, что выходит замуж за Нева Хадсона. Фурлоу учился тогда в Денвере, живя на стипендию, которую ему назначил Национальный Научный Фонд.
«Ну и дурак же я был, — подумал он. — Эта стипендия не стоила того, чтобы потерять Рут».
Фурлоу подумал, а не позвонить ли ей, попытаться как можно более тактично сообщить ей о случившемся. Но он знал, что такую новость нельзя сообщить иначе, как резко и грубо. При подобных обстоятельствах рана, если вскрыть ее быстро, заживет, оставив минимальный шрам.
Морено был небольшим городком, и Фурлоу знал, где работает Рут после замужества — ночной медсестрой в психиатрическом отделении госпиталя округа. Наверное, она сейчас там. Но он понимал, что телефонный звонок окажется слишком безличностным. Лучше всего лично сообщить ей.
«И тогда я окажусь неизбежно связанным с этой трагедией, — подумал он. — А я не хочу этого».
Фурлоу вдруг понял, что фантазирует, пытается цепляться за нечто, что раньше существовало между ним и Рут. Он вздохнул. Пусть кто-нибудь другой сообщает ей эту новость. Теперь за нее ответственность несет другой человек.
Офицер справа от Фурлоу спросил:
— Думаете, он пьян?
— Видел ли ты его когда-либо с похмелья? — поинтересовался Моссман.
Первый офицер спросил:
— А ты видел тело?
— Нет, — ответил Моссман, — но Джек описал его, когда звонил мне.
— Только дайте мне сделать один прицельный выстрел в этого сукиного сына, — проворчал офицер.
«Сейчас начнется», — подумал Фурлоу.
Когда раздался визг шин подъезжавшей машины, он обернулся. Из машины выскочил толстяк-коротышка, напяливший брюки поверх пижамы. В руках он держал фотоаппарат со вспышкой.
Когда фотограф нагнулся и направил на них фотоаппарат, Фурлоу отвернулся. Ослепительная вспышка осветила на мгновение улицу… потом еще раз.
Чтобы не видеть отраженный свет, который причинил бы боль его больным глазам, Фурлоу направил взгляд вверх. В момент вспышки он еще раз увидел тот странный предмет. Он завис в воздухе примерно в десяти футах от окна Мерфи. Даже после вспышки были видны едва различимые очертания этой штуковины, точно какое-то темное облачко.
Фурлоу зачарованно смотрел на нее. Нет, это не привиделось его поврежденным глазам. Очертания ясно просматривались, он действительно видел его! Какой-то цилиндр примерно в двадцать футов в длину и около пяти футов в диаметре. На ближайшем к окну конце цилиндра имелись полукруглые выступы, похожие на негритянские губы. Между выступами прижались две фигуры. Похоже, они направляли этот цилиндр в сторону окна Мерфи. Хотя в этом смутном свете фигуры были едва заметны, но, кажется, они человеческие — две руки, две ноги — только совсем маленькие, не больше трех футов ростом.
Фурлоу вдруг почувствовал, как его охватывает странное возбуждение. Он знал, что видит нечто реальное, но странное, чему нельзя было подобрать объяснение. И тут одна из фигур обернулась и посмотрела на него. Фурлоу увидел блеск в глазах в темноте. Фигура подтолкнула локтем своего товарища, а потом они оба посмотрели на Фурлоу — две пары сверкающих глаз.