В условиях, когда память и идентичность переплетаются как никогда, подпитываемые (отчасти реальными, а отчасти воображаемыми) культурными войнами, популизмом и недовольством, в конце книги утверждается, что интенсивный характер политического использования истории Кремлем делает Россию скорее экстремальным примером, чем исключением из глобальных популистских тенденций в сфере памяти, культурной и символической политики. Россия также будет играть роль в подпитке этих тенденций, поскольку она стремится нагнетать напряженность посредством хорошо задокументированных войн памяти со своими восточноевропейскими соседями и продвигать свои собственные нарративы и мемориальные традиции через дипломатию памяти (McGlynn 2021a). Все эти глобальные пропагандистские усилия вытекают из внутреннего использования истории, описанного в этой книге, и, в частности, из культурного сознания, которое представляет русских как наделенных привилегированным пониманием истории - своей собственной и мировой. Эта концепция сознания, которое в конечном счете привилегировано как высшая форма истины, не только оправдывает российское вмешательство за рубежом, но и является основной идеей, привлекательной для всего мира, особенно для тех, кто находится у власти и может не только использовать ее, но и определять сами границы того, что является сознанием и истиной. Поэтому тем более важно понять, что российское правительство делало в этой сфере на протяжении последнего десятилетия.
Глава 2. Политика Кремля в отношении памяти
Наша страна, где для многих гражданская война все еще не закончилась, а прошлое крайне политизировано, нуждается в тщательной культурной терапии. [Нужна культурная политика, которая, на всех уровнях - от школьных материалов до исторических документальных фильмов - формировала бы понимание единства нашего исторического процесса.
Владимир Путин (2012)
Эти мысли о необходимости "культурной терапии" - преподавания исторического единства - Владимир Путин высказал в 2012 году в обширном интервью, посвященном "национальному вопросу" и российской идентичности. Хотя Путин обсуждал эти идеи и раньше, это было самое подробное изложение на сегодняшний день. В этом интервью он также обозначил ставшие привычными параметры важности истории для российской идентичности, такие как распространение представления о "едином потоке" российской истории, протянувшемся через 1000 лет от князя Владимира (Volodymyr) до Владимира Путина. В последующих президентских выступлениях, начиная с "крымской речи" 2014 года в честь "возвращения" полуострова и заканчивая интервью Financial Times 2019 года, в котором он возвестил о гибели либерализма, эти идеи развивались и закреплялись, постепенно становясь все более выраженными и быстро переходя в крайности, особенно в том, что касается использования истории.
К 2020 году Владимир Путин даже зарекомендовал себя как своего рода исторический колумнист, написав для National Interest обширную статью о причинах Второй мировой войны, которая была тонко завуалированной попыткой разжечь войну памяти с соседями России, особенно с Польшей, которую он обвинил в развязывании конфликта. В статье российский президент также обвинил Запад в том, что тот позволил Советам "истечь кровью", и в целом использовал ту войну для обоснования статуса России как великой державы (Путин 2020). Не выдержав критики по поводу исторической точности , в 2021 году Путин опубликовал еще одну историческую статью о тесных связях украинского и российского народов, продвигая историографию, которая подрывает украинскую государственность и сильно противоречит мнению многих украинцев, которые вряд ли согласятся с тем, что отдельного украинского народа не существует, что их государство искусственное или что его существование обусловлено исключительно российской благосклонностью (Putin 2021a). В ретроспективе это эссе стало наглядным свидетельством полной изоляции Путина от реальности украинской национальной идентичности в 2020-х годах - изоляции, за которую дорого заплатили российские солдаты, когда украинцы приняли их как захватчиков, а не как освободителей.