Один элемент оставался неизменным вне зависимости от сюжета: Западные люди (знаменитые или нет), которых интервьюируют или одобрительно цитируют российские СМИ, почти всегда подрывают оппозицию России в своей стране. Таким образом, они помогают прокремлевской прессе создать искаженное впечатление об общих взглядах и симпатиях среди западного населения (Чигишов 2014d: 24.55). Неудивительно, что российские СМИ особенно любят цитировать иностранцев, которые открыто выражают свое восхищение знанием истории Владимиром Путиным или россиянами. Среди них время от времени появляется французский политолог Иван Блеу, который утверждает, что "Владимир Путин хорошо знает историю, чем, увы, могут похвастаться немногие государственные деятели на Западе" (Прокофьев 2015). Подобные заявления являются частью более широких усилий по представлению Путина и России в качестве объектов восхищения и зависти за их осведомленность об исторической правде, которая якобы позволяет России(ам) лучше понимать текущие дела.
Российские СМИ также любят брать интервью или рассказывать о "простых" людях, которые демонстрируют сильную культурную близость с Россией и/или СССР; например, о сирийских военных, которые учились в Советском Союзе, или о местных жителях оккупированных территорий на востоке Украины. Такие местные жители часто анонимизируются, особенно в тех случаях, когда они, как представляется, принадлежат к восточноукраинским "сепаратистским" ополчениям (Ивашкина 2014a). Интерпретации событий (якобы) местными жителями часто были более драматичными и конспирологическими, чем в российских СМИ, возможно, в рамках намеренных усилий, чтобы последние выглядели сравнительно спокойными и объективными. Например, через несколько дней после пожара в Одессе в ролике "Вести недели" появились люди, выдающие себя за одесситов, которые утверждали, что сторонники Майдана заранее спланировали пожар и теперь используют насильственные методы для сокрытия своих преступлений, включая отравление выживших газом (Чигишов 2014f: 57.00). Такая драматическая версия событий показалась бы многим зрителям неправдоподобной, но при этом преувеличения российских СМИ выглядели бы более правдоподобными и даже представляли бы "здравомыслящее большинство".
Героизм
В своих популистских изображениях народности и мужественности Владимира Путина СМИ предлагают российского президента в качестве примера героизма (Moss 2017; Sperling 2014). В частности, в 2014 и 2015 годах СМИ и правительство стремились побудить людей продемонстрировать свою преданность официальной власти, совершая ритуальные акты поддержки, которые описывались как героические (Чигишов 2014b: 17.33; Тканчук 2014). Например, в телевизионных программах появлялись сюжеты о примерных "героях", исповедующих правильный исторический нарратив и патриотично реагирующих на внешние угрозы этому нарративу (Чигишов 2014e: 56.06, 2014c: 01.06.56). СМИ характеризуют таких "героев" как обычных, повседневных людей, призванных защищать свой дом от нападения, тем самым усиливая ощущение экзистенциального кризиса, которое лежит в основе большей части российского политического дискурса.
Подчеркивая угрозы истории, государственные СМИ и политики пытаются превратить эти культурные и основанные на "памяти" угрозы в вопросы личного характера. Одна из наиболее вопиющих тактик, используемых российскими СМИ, чтобы подчеркнуть значимость исторического нарратива для национальной и индивидуальной идентичности, - это высоко персонализированный тон при освещении исторических тем и сюжетов. При обсуждении таких значимых событий, как Великая Отечественная война, журналисты намеренно персонифицируют язык ("мы", "наш"), часто переходя на семейный ("наши отцы", "наши деды") и первобытный. В освещении украинского кризиса последние даже включали посещение кладбищ и разговоры о "наших предках", "наследниках" (злодеях или героях, в зависимости от ситуации) и "потомках ветеранов" (Фильмошкина 2014; Миронов 2014; Королев 2014д: 22.54).