Захват негосударственных движений: Бессмертный полк
Настойчивое стремление правительства направлять и направлять интерес населения к истории может принимать относительно благотворные формы, о чем говорилось в предыдущей главе. Но наряду с финансированием собственных организаций правительство также занималось поглощением тех организаций в мнемонической сфере, которые действовали вне государственного контроля. Здесь показателен случай с "Бессмертным полком". Созданный тремя независимыми журналистами из Томска "Бессмертный полк" - это шествие массового движения в День Победы, в котором участники идут рядом с портретами родственников, ставших свидетелями Второй мировой войны. В интервью 2018 года Сергей Лапенков, один из трех основателей движения и его избранный пресс-секретарь, рассказал, что изначально они задумывали шествие как способ почтить и вспомнить членов семьи, внесших вклад в Великую Отечественную войну, даже если они не вписывались в официальную картину: например, попавших в плен к немцам. Идея оказалась очень популярной и выросла с одного города в России в 2012 году до 1200 городов в двадцати странах мира к 2015 году (Лапенков 2018).
По версии Лапенкова, первоначальные организаторы стремились избежать политического и корпоративного вмешательства в их низовое движение; однако по мере разрастания маршей их способность объединять людей вокруг общей памяти привлекала внимание властей, особенно по мере приближения 70-й годовщины победы СССР над фашизмом в 2015 году (Лазебная, Покровский и Козловой 2016). Это привело к тому, что московские чиновники начали недружественное поглощение движения, возглавляемое ныне депутатом Госдумы (и "Единой России") Николаем Земцовым, который первоначально обратился к "Бессмертного полка" в 2013 году с предложением стать координатором и организовать версию шествия в Москве. Отношения между основателями и Земцовым испортились из-за различий в подходах, и Земцов ушел в 2015 году, создав параллельную организацию с идентичным названием "Бессмертный полк" (Лапенков 2018).
По словам Лапенкова, целью организации Земцова было "поглотить целиком" первоначальное движение "Бессмертный полк", и это решение было принято в администрации президента (Лапенков 2018). Неудивительно, что существование двух параллельных шествий, действующих под одним и тем же названием, привело к значительной путанице. Новый" московский "Бессмертный полк" прилагал все усилия, чтобы переманить координаторов на свою сторону; Лапенков утверждал, что некоторых из них подкупили новыми должностями, а нескольких буджетников (людей, чьи зарплаты выплачиваются из государственного бюджета) шантажировали, чтобы они присоединились к новой организации или, по крайней мере, покинули прежнюю (Лапенков 2018).
Между тем отказ первоначальных организаторов уступить место "новому" "Бессмертному полку" привел к тому, что политики стали выдвигать конспирологические обвинения о финансировании со стороны Госдепа (Лапенков, 2018). Эти обвинения основывались на связи учредителей с независимым новостным каналом в Томске, на котором работали или работали все учредители. По словам Сергея Лапенкова, канал был принудительно закрыт местным ФСБ, которое потребовало его закрытия из-за поддержки "Бессмертного полка" и того, что мы (якобы) специально создали его, чтобы переформатировать историческую память" (Лапенков 2018).
Во время нашего интервью Сергей Лапенков постоянно повторял свое изначальное желание сделать День Победы более личным делом и любой ценой избежать политизации, противопоставляя триумфальное отношение правительства к истории более сдержанному подходу ветеранов. Утверждая, что "для нас "Бессмертный полк" был, есть и останется личной историей каждого человека, а не историей масс", Лапенков подчеркнул разницу в подходах между двумя "Бессмертными полками", назвав свой "Бессмертный полк" движением, а московский - "организацией" (Лапенков 2018). Эта разница сразу же очевидна в подходе (или, возможно, типе) политизации: в своем исследовании "Бессмертного полка" академик Джули Федор утверждала, что новая, официальная итерация представляет себя как антитезу цветным революциям и как окончательный анти-Майдан (Fedor 2017: 326).