Этот автократический поворот подпитывался и подпитывается растущей напряженностью между Западом и Россией. В отличие от первых дней своего правления, когда Путин протягивал руку дружбы США после терактов 11 сентября, в 2007 году российский президент решил занять более оборонительно-агрессивную внешнеполитическую позицию по отношению к Западу в своей речи на Мюнхенской конференции по безопасности. Оглядываясь назад, можно сказать, что эта речь послужила демаркационной точкой для изменения отношений России с остальным миром. В то время ее значение было заслонено беспочвенными надеждами на то, что время пребывания Дмитрия Медведева на посту президента приведет к более либеральному климату. Однако к этому моменту уже начали формироваться исторические нарративы, претензии и инициативы, необходимые для последующих нелиберальных поворотов. Например, в 2007 году в Таллинне произошли беспорядки, после того как городские власти попытались убрать статую Алеши, которую ласково прозвали Алешей и которая увековечивает память красноармейцев, изгнавших нацистов из Эстонии. Российское правительство и СМИ усугубили существующую напряженность, спровоцировав беспорядки среди русофобского населения Таллина и даже предприняв масштабную и крайне дестабилизирующую кибератаку против Эстонии. Менее драматично то, что в 2009 году правительство создало Комиссию при Президенте Российской Федерации по противодействию попыткам фальсификации истории, а ведущая партия "Единая Россия" запустила политический проект "Историческая память" (Историческая память). С этого момента государство стало наращивать политизацию истории и административные ресурсы, которые оно тратило на пропаганду своего видения прошлого.
Когда Медведев легкомысленно отошел в сторону, позволив Путину вновь занять президентское кресло, многие демократически настроенные россияне были разочарованы. После явно фальсифицированных думских выборов 2011 года и президентских выборов 2012 года они были возмущены - и не более чем в мегаполисах, которые до этого считались оплотом поддержки экономической стабильности и развития, которые Путин принес после потрясений 1990-х годов. Протесты 2011-12 годов были усугублены сложными экономическими перспективами России после мирового финансового краха 2008 года, сделавшего прежнее политическое устройство несостоятельным. В частности, протесты отразили провал концепции влиятельного политика и советника Владислава Суркова об управляемой или "суверенной демократии", в которой российские граждане соглашались на фактический демонтаж демократических институтов (например, свободных СМИ) в обмен на экономический рост и стабильность (Teper 2016; Colton and Hale 2014). Условия были таковы, что правительству нужно было придумать новое средство политической легитимации, чтобы оправдать свой произвольный и авторитарный стиль правления и укрепить политическую базу Путина (более консервативную) в регионах. Не имея выбора, политики все чаще обращались за вдохновением к прошлому.
В своем исследовании советских и постсоветских исторических нарративов академик Томас Шерлок показывает, как делегитимация советского прошлого, произошедшая при Михаиле Горбачеве, оказала глубокое дестабилизирующее воздействие на советское общество и даже способствовала распаду СССР (Sherlock 2007: 93). Во многом российский истеблишмент при Путине стремится обратить вспять эту дестабилизацию, но это не всегда равносильно восстановлению старой истории. Напротив, он сосредоточился на восстановлении старого отношения к истории, принижая критические подходы, наблюдавшиеся в эпоху перестройки, что порой напоминает дебаты в США и Великобритании о критических теориях и их применении к историческим нарративам. Принижение критического прочтения истории было частью процесса, в ходе которого российское правительство все более жестко определяло границы "приемлемой" памяти, а некоторые темы (в частности, Великая Отечественная война) были сакрализованы и не подлежали обсуждению. Любая попытка не согласиться с этими нарративами превращалась в вопрос экзистенциальной безопасности, обобщенно выраженный в высказывании Владимира Мединского (министр культуры с 2012 по 2020 год) о том, что "если не кормишь свою культуру, то кормишь чужую армию" - переиначивание известной русской поговорки о том, что если не кормишь свою армию, то кормишь чужую (Balueva 2015).
Интенсивное использование СМИ и правительством истории для построения зачастую ксенофобского и реваншистского мировоззрения ускорилось, способствуя так называемому "консервативному повороту" в российской политике и политическом дискурсе (Макарычев 2018; Петро 2018; Бызов 2018). В первые годы третьего срока Путина происходили спорадические и значительные репрессии в отношении исторических расследований, включая присвоение ярлыка "иностранного агента" сайту "Мемориал", правозащитной организации, занимающейся сохранением памяти о тех, кто пострадал и погиб в ГУЛАГе . Однако даже в рамках этого консервативного поворота основная тактика Кремля по насаждению желаемых исторических нарративов опиралась на искреннюю потребность общества в более патриотичной истории, которая, в свою очередь, обеспечивалась с помощью "информационной автократии" (Гуриев и Трейсман 2019). Для этого власть имущие использовали свое господство над информационными каналами, чтобы по возможности манипулировать аудиторией, а не принуждать ее.
Однако по мере того, как третий срок Путина неизбежно превращался в четвертый, эти усилия по кооптации стали ужесточаться. Когда эмоциональная слава аннексии Крыма начала тускнеть, падение уровня жизни и экономическая стагнация привели к тому, что Кремль стал применять все более жесткие методы принуждения в политическом пространстве, в том числе в отношении политического использования истории. Если в 2014-2015 годах СМИ и политики с радостью использовали исторические аналогии, то в 2016-2017 годах наблюдалось массовое создание и расширение способов взаимодействия общества с (одобренной) историей, а в период 2018-21 годов началось более зловещее сужение исторического поиска наряду с преследованием альтернативных нарративов. Эта траектория усилила аргумент, имплицитный для прокремлевских политиков, использующих историю, что поддержка "правильной" памяти является - если не основным - атрибутом российской идентичности. В этой интерпретации обладание правильной исторической шпаргалкой давало главный ключ к расшифровке текущих событий, а также к обеспечению будущего России. Но что было в этой шпаргалке? И как правильно ее интерпретировать?
Какая история?
В преддверии конституционного референдума 2020 года Путин провел онлайн-урок, приуроченный ко Дню знаний (1 сентября), когда российские школьники и студенты начинают или возвращаются в школы и университеты. Путин появился в центре экрана, к нему присоединились учителя и ученики из нескольких возрастных групп, в том числе шестилетние малыши. Когда они расположились, чтобы внимательно слушать, их президент осудил "коллаборационистов военного времени", объяснив, почему те, кто "искажает" историю - в данном случае это означает "не согласен с прокремлевской версией" - являются современными эквивалентами нацистских коллаборационистов. Такое неуместное и экстремальное заявление было бы удивительным, если бы не было столь предсказуемым. В данный момент это была просто еще одна из ряда вон выходящая историческая аналогия в длинном ряду из ряда вон выходящих исторических аналогий.
Резкость языка Путина - и других - порой скрывает аморфность реального подхода Кремля к истории. Кремль использует историю не диктаторски, а во многом в диалоге с общественными потребностями и запросами. Он опирается на популярные нарративы истории, а затем изменяет их в соответствии со своими потребностями, а не навязывает определенные взгляды независимо от общественного восприятия. Российское правительство и государственные СМИ также пытаются сплести воедино эти популярные, а иногда и взаимоисключающие нарративы, чтобы создать как можно большую аудиторию для своих одобренных воспоминаний. На заднике экрана, транслировавшего речь Путина в День знаний, был представлен целый ряд образов и людей, отмечающих различные исторические периоды: здесь были ученики кадетской школы , созданной в традициях царского времени; участники Бессмертного полка , нового современного шествия в память о семьях, служивших во Второй мировой войне; флаги Победы с молотами и серпами коммунистической эпохи. Этот миланж отражает мозаичный характер утвержденной Кремлем культурной памяти, подчеркивая эклектичность и избирательность, характерные для "полезного прошлого" Кремля.