Его тело, погруженное в химическую грезу, лежало на диване, но сам Павел оставался в полном сознании. Только почему-то в совершенно незнакомом месте.
За спиной громко хлопнуло. Павел обернулся. Похоже, прямо за ним захлопнулась дверь. Как ни странно, сейчас его это не озаботило. Открытия лежали впереди, и останавливаться он не собирался.
Лекс
Дверь привела его в темноту. Абсолютную. Лекс воспринял отсутствие света вокруг спокойно, хотя цвет отсутствия света он переносил еще хуже, чем белый.
Но он свыкся с белым, даже научился его любить. Поэтому справедливо полагал, что найдет что-то положительное и в черном.
К тому же в этом месте так полагалось. Белый яркий свет в коридоре, но как только захлопнулась дверь — абсолютный мрак. Выглядело логично. А еще переход от белого к черному давал некую динамику, изменения. Знания. Сейчас Лексу казалось важным, что что-то вокруг меняется. Любые изменения могли быть только к лучшему.
Так он думал.
В глазах начало рябить, как всегда бывает, когда попадаешь в абсолютную темноту слишком быстро. Рецепторы по-прежнему передают в мозг информацию, которая уже устарела. Когда глаза есть чем занять, эти помехи незаметны, но плавающие в темноте цветные точки можно рассматривать как произведения авангардиста.
Вот только Лекс сомневался, что его тело, его глаза имеют хоть какое-то отношение к происходящему. Окружающее скорее походило на сон. А какие же палочки и колбочки могут быть во сне?
Лекс сморгнул. И множество цветных точек от этого не исчезли, наоборот, стали только ярче. Мальчик покрутил головой, пытаясь предугадать, как бы выглядели все эти точки, если связать их в одну общую картину, которую можно рассмотреть полностью, а не лишь тысячную ее часть.
Эти точки использовали слишком много цветов и оттенков, чтобы остановиться на чем-либо одном. Но если думать о реальном мире (а Лекс сильно сомневался, что он находится не во сне), то более всего разнообразие красок напоминало осенний лес.
И действительно. Как только Лекс понял, куда его занесло, ему сразу стало легче соединять точки между собой. В листья, траву и деревья. В куст рябины с созревшими ярко-красными, но еще кислыми ягодами.
Начинало светлеть.
Лекс крутил головой и восхищался. Этот лес был так красив, что казался почти нереальным. Но для сна — в самый раз. В настоящей жизни не бывает такой сухой осени, таких смешанных в одном месте деревьев. Природа здесь опережала самые лучшие картины, самые смелые фантазии, щедро разбрасывая всю палитру вокруг себя. Устраивая пиршество красоты, безумие комбинаций. Буйство красок.
Мальчик очутился на склоне глубокого оврага, полностью упрятанного в осенний лес. Солнце только начинало вставать, но делало это очень быстро, стараясь дать возможность деревьям поскорее похвастаться своим убранством.
Лекс тряхнул головой. В последнее время он слегка оброс, а родители, считая, что сын просто входит в образ «настоящего художника», не настаивали на частых стрижках. Отращивать локоны он совершенно не собирался, просто времени дойти до парикмахерской все не находилось, и сейчас длинные волосы доставали почти до плеч.
Одет он теперь был в ту самую футболку и в те самые джинсы, в которых… что? Да, та встреча на улице. Его ударили, кажется, сильно. После того удара он ничего больше не помнил. Но как-то оказался здесь — сначала в коридоре, потом среди деревьев? И без верхней одежды?
Лекс обернулся, но выход, дверь, которая привела его сюда, не увидел. Это еще больше подтвердило подозрения, что он находится в собственном сне. Но разве люди, теряющие сознание, видят сны? Или он сначала очнулся, а потом заснул? Ему кто-то помог? Или он до сих пор лежит на ледяном тротуаре, медленно замерзая? И все, что вокруг, всего лишь последние грезы гаснущего сознания?
Ощутимо дохнуло холодом. В этом овраге только что было тепло. Но лишь Лекс подумал о своем теле, лежащем на льду, как вдоль оврага подул холодный северный ветер.
Мальчик еще раз встряхнулся. Ущипнул себя. Больно и бесполезно. Но раз он в собственном сне, то предпочел бы, чтобы в него вернулось тепло.
Лекс поднял голову и взглянул на восходящее солнце. Конечно, осенью оно греет слабее, но все-таки вполне достаточно, чтобы обогреть и этот лес, и маленького мальчика в нем.
Ветер стих. А кожа на оголенных руках почувствовала тепло солнечных лучей.