Оставался ещё мой отец. А он с таким энтузиазмом вернулся к своей жизни в мафии, что никто не будет сомневаться в его лояльности моему дяди. Возможно, он был ещё не так долго в деле, но ему явно удалось вновь завивать расположение Форелли, и я не сомневалась в том, что против него была уже собрана гора доказательств.
Я умоляла его не делать этого, но он проигнорировал меня, даже после того, как полиция дала понять, что следит за ним. Он был настолько уверен в том, что принял верное для нас решение и навёрстывает потерянное время. А теперь мы его снова потеряем.
Если я не предупрежу его.
Есть опасность, что он расскажет об этом Билли. Он поймёт, что я работаю вместе с полицией, и выберет мафию, а не меня. В очередной раз.
А может и нет. Может быть он решит бежать.
Возможно, ему даже удастся убедить мать уехать вместе с ним. Но если нет, если он останется верен Билли и организованной преступности, тогда снова окажется в Терре-Хот, а моя мама будет убита горем.
Я не знала, что мне делать. Рассказать всё отцу, рискуя возможностью пресечь деятельность Билли или держать язык за зубами и снова позволить ему сесть в тюрьму?
Я инстинктивно взяла телефон и набрала номер, прежде чем осознала, что делаю.
— Что-то не так? — спросил Колин, ответив уже после первого гудка.
Я закрыла глаза, потерявшись в надёжном, знакомом звуке. Мне так хотелось излить ему чувства своего сердца, получить от него ответ, что делать и примериться с тем, что он позаботится обо всём сам.
Но я сказала, что смогу сама позаботится о себе. И если звоню ему посреди ночи, чтобы он привёл в порядок мою жизнь, это равносильно признанию, что я на это не способна, а я не была готова признать это или снова стать оберегаемой школьницей, с которой он познакомился целую вечность назад.
— Ничего, — соврала я. Всё. И с нами тоже. — Я иду завтра в школу. Подумала, что ты захочешь об этом узнать.
— Ты звонишь мне, — я услышала шуршание постельного белья, когда он сел и потянулся к будильнику, — в полночь? Чтобы сказать об этом? Что случилось, когда ты встретилась с Билли?
Конечно же он знал о встрече. Вероятно, он всё это время наблюдал за Морганом.
— Он хотел пересмотреть условия нашей сделки. Я сказала нет.
— Почему?
— Я подумала, что ты не будешь мне признателен, если я приму решения о твоём будущем, не обговорив его с тобой. Да и вообще.
— Ты правильно подумала, — сказал он. — Чего он хотел от тебя?
— Он хотел заполучить магию. Чтобы избавиться от Экомова, как он утверждал, но он не отступиться, пока не окажется во главе всей мафии.
— И ты сказала нет, — через трубку было слышно его мрачное удовлетворение. — Он не сдастся.
— Я тоже.
Мы долгое время молчали. Я слушала звук его дыхания, глубокое и регулярное, и сама расслабленно погрузилась в этот ритм. В течение одной секунды всё было снова в порядке.
— Ты и Люк, вы встречались сегодня с Кварторами.
Я резко открыла глаза, потому что услышала множество вопросов в его прямом утверждении и лишь на немногие знала, как ответить.
— У нас есть план. Он тебе не понравится.
— А когда я одобрял твои планы? Мои слова могут хоть что-то изменить?
— В этот раз нет.
— А ты хоть когда-нибудь к ним прислушивалась?
Я медленно выдохнула.
— Каждый день. С той самой минуты, когда мы встретились.
— По крайней мере, что-то, — в трубке опять воцарилась тишина. — Уже поздно, Мо. Ложись спать.
Его измученное прощание было словно пощёчина.
— Конечно. Мне жаль, что я тебя разбудила.
Но я не повесила трубку.
— Ты ещё чего-то хотела? — спросил он.
Моя решительность пошатнулась. Я чувствовала ужасную пустоту в груди и прижала кулак ко рту, чтобы не умолять о втором шансе.
— Мо, — он чуть помедлил. — Что случилось?
— Ничего. Извини.
— Ты уверена?
— Увидимся завтра, — тихо сказала я и в этот раз положила трубку.
Глава 32
Я никогда не была одной из тех девушек, кто так сильно переживал из-за драм, что пропускал из-за этого школу. Но драма, что происходила в моей жизни сейчас, превосходила обычные проблемы: что случилось на какой-то там вечеринке, последний раунд в отношениях «горячие стулья», кто о ком сплетничает. Поэтому, наверное, было понятно, почему я забыла про домашнее задание, курс журналистики и про все мои другие обязательства, и даже не заметила.
Осознание пришло лишь на следующий день, когда я поняла, что не написала протокол лабораторных исследований по химии, не подготовила перевода по испанскому и не смогла решить по меньшей мере третью часть заданий в контрольной работе по математике.
Возможно, я могла бы объяснить это истощением, как раз перед самым концом учебного года и получением аттестата или следствием моей болезни. Но на самом деле, просто всё, что происходило в школе, не казалось мне таким важным, как раньше. Мне всё ещё было интересно решать дифференциальные уравнения и молярные реакции, потому что я любила прорабатывать проблемы и видеть, как перед глазами появляются элегантные решения. Неизменные.
Аккуратные. Утешительные. Но всего этого было уже недостаточно, чтобы отвлечь меня от других проблем в моей жизни.
Однако это не воспрепятствовало тому, что я замерла, словно кролик перед змеёй, когда на курсе журналистики зашла в мой почтовый ящик и обнаружила ответ от комиссии по вопросам допуска в НЙУ.
Лена скользнула на стул рядом, когда прозвенел звонок на перемену.
— Плохие новости?
— Не знаю.
Я вцепилась в мышку, но просто не могла нажать на сообщение.
Лена уставилась на монитор.
— Ты должна его открыть, — сказала она.
— Должна?
— Мо. Это НЙУ. Ты ждала этого уже несколько лет.
— Это не важно, — сказала я, к горлу подступил комок. — Я, в любом случае, застряла здесь.
— Но разве ты не хочешь узнать? Даже если тебе придётся отказаться от места, ты не хочешь выяснить…
— Что я могла бы иметь? — слова прозвучали горько, даже для моих собственных ушей. — Я не уверена, хорошая ли это идея.
— Тогда сосредоточься на том, что ты можешь иметь. Как бы там ни было, открой это чёртово письмо. Незнание сведёт тебя с ума. Оно будет тебя тормозить.
Я не сдвинулась с места.
— Хочешь, чтобы я открыла его за тебя?
— Нет.
Медленно и целенаправленно я переместила курсор на экране и нажала на ссылку.
— Дорогая мисс Фитцджеральд, — прочитала я дрожащим голосом, — мы рады переложить вам место в Нью-Йоркском университете по специальности…
Лена завизжала и крепко меня обняла.
— У тебя получилось! Прошу тебя, позволь мне находится рядом, когда ты расскажешь об этом Джилл. Умоляю. Она лишится рассудка!
Я молчала.
Лена отпустила меня, и её сияющая улыбка на миллион ватт померкла.
— Ты совсем не радуешься. Ты должна радоваться, Мо.
Я и радовалась. Хотела позвонить Верити, запрыгать на месте, визжать от смеха и начать закупать вещи для моей комнаты в общежитие.
Составить таблицу моих курсов на следующие четыре года. Но ничего из этого я не могла сделать. Верити больше нет. Путь, который мы наметили, был для меня закрыт. Размышления об этом только доведут меня до гроба. Уже сейчас я ощущала предательский голод, который каждый раз охватывал, когда я думала о том, чтобы начать охоту на Антона. Если буду размышлять о том, что потеряла, это ещё только больше усугубит его, и он совершенно меня изведёт.
— Я же уже сказала, что это не имеет значения. Я не могу туда поехать.
— Но тебя взяли. Ты можешь немного порадоваться, ведь так? Вы ведь всегда этого хотели, Верити и ты. И может быть, ты ещё сможешь найти выход и поехать.