Он замолчал, и я решила уточнить:
— Каким он был?
— Он считал себя божьим даром. Он очень рано развил свои силы, даже ещё прежде, чем научился говорить целыми предложениями. Доминик утверждал, что это потому, что он наследник. Он любил хвастаться, понимаешь? Всегда использовал трюки, чтобы поставить меня на место, только потому, что мог это сделать. Быть наследником Дома — это что-то очень значительное, а если приплюсовать пророчество о Разрушительном потоке, то это становится ещё более выдающимся. Люди говорят тебе, как это замечательно и стараются сблизиться, как будто это оставит отпечаток и на них.
Я кивнула. Я видела, как это было с Верити, люди всегда хотели иметь отблеск её сияния и жизнерадостности для самих себя. Самой мне никогда не приходилось иметь с этим дело.
— Он хотел навестить друзей, а я хотел пойти вместе с ним. Он сказал нет, а я разозлился. Я сказал ему, что в нём нет ничего особенного, что он не лучше остальных, — взгляд Люка снова устремился вдаль, в место, куда я не могла за ним последовать. — Я сказал ему, что единственное, что делает его особенным — это Сосуд. Когда его найдут, он будет играть лишь второстепенную роль. Он обругал меня и сказал, чтобы я валил домой. И тогда я спровоцировал его, сказал, что если бы он не был всего лишь мальчиком на побегушках Сосуда, то и без него смог бы творить сильную магию.
— Поэтому он попытался? — спросила я.
— По близости была одна Лей-Линия — она всегда была нестабильной, мы знали, что нам не следует с ней играть — но он открыл её. И не смог с ней справиться.
Меня затошнило, потому что я знала, что будет дальше. За чем ему пришлось наблюдать.
— С ним случилось тоже, что с Ковальски?
— Грубая магия убивает Плоского почти сразу, — сказал он. — Дугу… особенно обладающую большим талантом… она съедает изнутри. Иногда на это требуется какое-то время. Но остановить это невозможно.
— О Боже. Люк…, - я сжала его руку.
— Доминик сказал, что это судьба. Что, если бы Тео был наследником, то не умер бы. Я наследник, поэтому выжил, а Тео должен был умереть. По крайней мере я думал так до сих пор. Так мне всегда говорили.
Неудивительно, что он так сильно доверял судьбе. Это была единственная возможность для него понять смерть брата.
Я переплела пальцы своих рук с его пальцами. То, что ему пришлось пережить, разрывало мне сердце.
— Ты не заставлял его открывать Линию. Он был достаточно взрослым, чтобы знать, насколько это опасно. Он мог бы сказать «нет».
— Я знал, что он так не скажет. Он был не из тех, кто обходил испытание на мужественность стороной. Особенно, когда вызов ему бросил его младший брат. Он сделал это из-за меня.
— Она ведь сказала, что финал предопределён, не так ли? Это значит, что наследником всегда должен был стать ты. Ты, а не он. Он умер бы в любом случае. Возможно, обстоятельства были бы другими, но это, так или иначе, случилось бы, — мне казалось так жестоко, говорить с ним настолько беспощадно прямо, но я не знала, как ещё заставить его послушать меня. — Ты не виноват.
— Тебе легко это говорить, потому что ты всё равно не веришь в судьбу.
— Это далеко не так просто! Я знаю, как это, жить за счёт других людей, Люк. Для этого мне не нужно сначала научиться верить в судьбу.
— Наверное нет, — пробормотал он.
Я попыталась ещё раз.
— Она не сказала, что ты виновен. Она сказала, что ты не должен равнять всю свою жизнь на пророчество. Может быть стоит подумать и о сердце.
Тогда он поднял на меня взгляд, и душевная боль, отразившаяся в его глазах, была такой сильной, что мне было сложно её вынести.
— А если это тоже самое?
Я не ответила. Дождь не прекращая капал, заполняя молчание между нами.
— Думаю, на один день правды было достаточно, — сказал он. — Давай позаботимся о скрывающем заклинании и отведём тебя домой.
— Спасибо, что рассказал об этом. Что доверился мне.
— Я доверяю тебе свою жизнь, Мышонок. Даже больше. Дай мне свою руку.
Я дала, заставив её не дрожать.
— Это часть будет болезненной, я права?
— Мне жаль, — он вытащил из Межпространства маленький, серебряный перочинный нож. — Тебе не обязательно смотреть.
Я отвела взгляд, и у меня получилось не вздрогнуть от острой боли. Люк начал говорить на языке Дуг, и магия поднялась и присоединилась, втянув защиту его слов глубоко в меня и распространившись, словно румянец, под моей кожей. Влажный воздух стал тяжёлым, почти невыносимым. Потом снова лёгким, но пальцы Люка всё ещё давили на то место, где прослушивался мой неровный пульс.
— Теперь можешь посмотреть.
Сам порез был крошечным, самое большее длинной в пол сантиметра и не глубокий. Вытекла одна единственная капелька крови, и Люк осторожно вытер её салфеткой.
— Теперь Сумрачные больше не способны выследить тебя, — сказал он.
— Но Антон.
— Да. Мне действительно хочется узнать, как он это делает, — он покачал головой.
— Тебе по-прежнему нужна защита.
— Ненадолго, — сказала я.
Глава 14
— С твоей подругой что-то не так, — сказал Колин, когда мы ехали домой. Люк высадил меня возле школы, где меня уже поджидал Колин. — Мне стоит беспокоиться?
— Ты всё равно будешь беспокоиться, что бы я не ответила, — подчеркнула я. — Она не хочет об этом говаривать.
Он заворчал, и во мне внезапно проснулось подозрение. — Ты проследил за ней до дома?
— Она знает мой грузовик, — сказал он. — Она бы меня заметила.
— Значит, ты рассматривал такую возможность?
Он слабо улыбнулся.
— Ты уверена, что то, в чём она замешана, не опасно?
— Без понятия. Но это не имеет значения. Она моя подруга.
Он насупился, но не стал дальше возражать, и мы остановились у моего дома.
— Не хочешь зайти? — спросила я.
— Там твой отец, — сказал он, — а Билли приказал следить за домом. Здесь немного тесновато.
Он поцеловал меня на прощание и подождал, пока за мной захлопнется входная дверь. Я два раза нажала на включатель возле входа, и он уехал, оставив меня наедине с мрачным домом и ещё более мрачными мыслями.
Я поднялась по лестнице, ожидая, что появится отец и поздоровается, но меня встретила тишина. Я просунула голову в спальню родителей. Было странно видеть следы пребывания моего отца в комнате, которая так долго была территорией матери. На ночном столике больше не лежало аккуратной стопки журналов с кулинарными рецептами, вместо этого там были журналы «Экономист» и криминальные романы. На комоде я увидела его кошелек и ключи, а дверца к встроенному шкафу была открыта и содержала его новый гардероб, приобретённый после тюрьмы, который не имел ничего общего с гардеробом бухгалтера. Он состоял из джинсов, футболок и фланелевых рубашек, таких новых, что ткань еще была совсем гладкой.
Ничего удивительного, что Колин не зашёл в дом. Он провел целый день, работая вместе с отцом. Это было больше, чем достаточно общения.
Мой телефон зазвонил, и я бросила взгляд на номер. Дженни Ковальски.
— Что?
— Ты не объявилась вчера. Что-нибудь нашла?
Мне понадобилась минута, чтобы вспомнить, о чём она говорит. Казалось, со вчерашнего дня прошла целая вечность. Но я подумала о защищенном паролем компьютере и безрезультатном обыске офиса моего дяди. О том, что меня почти подловили.
— Он сохранил все связанные с мафией делишки на своём компьютере, а я не знаю пароль.
— Может ты сможешь его угадать? Попробуй название улицы, на которой он вырос или его первое домашнее животное или что-то другое в том же роде. Нам нужна информация, чтобы обвинение было успешным, — объяснила она. — Ник говорит, что твой дядя и Форелли просто снова выйдут сухими из воды, если у нас не будет никаких неопровержимых улик. Тогда ничего не изменится.
— Я что-нибудь найду, — ответила я. Отопление отключилось и во внезапной тишине я услышала какой-то странно приглушенный голос отца. — Мне надо заканчивать. Я дам тебе знать, когда что-нибудь всплывёт.