— Видимо ты в такой же большой опасности, как и раньше.
— Даже в ещё большей, — дружелюбно вставил Люк. — Вы пытаетесь защитить квартал. А мы с Мышонком стараемся обеспечить безопасность всего мира.
— Ещё одна причина защитить её, — сказал Билли.
— Меня уже защищают.
— Доннелли может сражаться с этими тварями, что напали на тебя на днях ночью?
— В этом нет необходимости, — сказал Люк. — Они больше не нападут на неё.
— Бьюсь об заклад, об этом ты позаботился, — когда Люк не ответил, Билли продолжил:
— Разве ты не понимаешь, Мо? Этот мир появился как раз в тот момент, когда был нужен нам больше всего.
— Это не подарок, — сказала я. — Ничего из этого не предназначено для твоих интересов.
— Но ведь ты сама уже извлекла пользу, верно?
Мою лучшую подругу убили, моё чётко обозначенное будущее теперь стало извилистой, неведомой тропинкой, Ковальски умер, а Серафимы нападали на меня каждый раз, как я только поворачивалась.
— Меньше, чем ты думаешь.
— Но это могло бы всё исправить! Представь, что это могло бы означать — мы могли бы остановить Экомова. Отвоевать назад наш район. Даже стряхнуть с себя бич Форелли. Все наши мечты…
— Твои мечты, — быстро сказала я. — А не мои. Ты можешь перестать строить планы. Я не могу творить магию, и даже если бы могла, не использовала бы её, чтобы помочь тебе.
Маска исчезла; одно мгновение на лице Билли совершенно ясно были видны изумление и гнев. Люк тоже заметил и то и другое и предостерегающе сощурился.
Билли понял, что тот хотел этим сказать и сразу же поменял курс, направив своё внимание на Люка.
— Ты втянул мою племянницу во что-то опасное.
— Это решение она приняла сама, — сказал Люк, — и собственно, хорошо с ним справляется.
— Но я хотел бы иметь страховку, что с ней ничего не случится.
— Я даю вам свою слово, — сказал Люк.
Эти слова не произвели на Билли впечатление.
— Я бы хотел получить что-то более осязаемое. Доказательство.
Демонстрации было бы достаточно.
— У вас шок, — сказал Люк и обнял меня рукой. — Поэтому я не буду обижаться, что вы только что подвергли моё слово сомнению и принизили мой характер. И я воздержусь от того, чтобы продемонстрировать мои способности и превратить это здание в кучу зубочисток. Давайте оставим всё как есть: если кто-то попытается навредить Мышонку, обидеть её или огорчить, тогда я устраню виновника. Навсегда. То же касается и вас.
Рука Билли замерла на кружке, а потом он улыбнулся так широко, что эта улыбка ни в коем случае не могла быть естественной.
— И это было доказательством, которое я хотел получить — именно это! — сказал он. — Я лишь хочу, чтобы моя племянница была с кем-то, кто относиться к ней так, как она этого заслуживает.
— Он не мой парень, — сказала я, стиснув зубы.
— Конечно нет. Ты отказываешься от своего будущего ради Доннелли. Посмотрим, что ты от этого будешь иметь, — он неодобрительно покачал головой, продолжая смотреть Люку в глаза.
Люк проглотил свой виски и грохнул стаканом по столу.
— Мне пора.
Я выскользнула из ниши, и Люк последовал за мной.
Билли встал недовольный тем, что разговор так резко закончился.
— Тебе всегда здесь рады, — сказал он. — Проводи нашего гостя до дверей, Мо.
Мы прошли к парадному входу. По сравнению с другими в зале, Люк выглядел гибким и опасным.
— Я думала, ты хочешь поговорить, — сказала я.
— В другой раз. Это был очень поучающий разговор, — добавил он.
— Мне очень жаль. Он отвратителен.
Из всех чувств, что во мне вскипели, смущение было самым сильным. Стыд, что Люку придётся иметь дело с интригами Билли, которые по сравнению с теми кругами, в которых он обычно двигался, были прямо таки детскими.
— Действительно отвратителен. Было бы весело запереть его в одной комнате с Домиником и посмотреть, что из этого выйдет.
Я театрально вздрогнула, а он тихо рассмеялся.
— Итак, теперь, когда у меня есть официальное разрешение твоего дяди, ты еще больше укрепилась в решимости не давать мне шанса, я прав?
— Нет, — я заметила, как это прозвучало, и сдала назад: — Подожди. Я имею ввиду… Дело не в Билли. Он вовсе не проблема.
Он легонько коснулся моего подбородка.
— А я и никогда не предполагал, что дело в нём.
Билли попытался вытянуть из меня ещё больше информации, но моя смена закончилась, и я была не в особо общительном настроении. Он был в ярости: столько власти, а он не мог заполучить её.
Он так привык использовать меня, будь то в качестве курьера, живого щита или рычага давления, что тот факт, что он не может воспользоваться мной ещё и как оружием, прямо-таки заставляло его рвать и метать.
И в то время, как я больше не беспокоилась из-за гнева Билли, его отчаяние вполне меня пугало. Я видела, как он наблюдал за Люком, а жадность и расчёт прямо-таки просачивались из каждой его поры. Он искал слабые места у Люка, а потом сосредоточился на мне, как на наиболее вероятном варианте.
Пришёл Колин, как раз, когда я убирала чаевые.
— Билли в странном настроение. Сегодня вечером он не одарил меня своими обычными, мрачными взглядами, — сказал он.
— Сюда заглядывал Люк. Билли слишком занят своими мечтами о том, как бы ему использовать магию против русских, чтобы награждать тебя мрачными взглядами.
— Восхитительно. Это звучит как катастрофа.
— Я тоже так подумала. Похоже, Люк не заинтересован в том, чтобы поддержать его.
— Этот один раз я согласен с ним, — он наклонился, чтобы поцеловать меня, а потом передумал. — Твоя мать пригласила меня на ужин.
— Семейный ужин, — я вздохнула. — Ты уверен, что хочешь пройти через это?
— Думаю, ради тушёного мяса я как-нибудь справлюсь с твоим отцом, — сказал он.
— Что же, хоть один из нас преуспеет в этом.
Но когда мы сели за стол, и во время молитвы тёплая и знакомая рука Колина взяла мою, в то время, как его нога касалась моей, в небольшом немом жесте поддержки, я смогла себя контролировать. Было глупо за это цепляться, но я цеплялась.
До тех пор, пока мы не начали говорить о будущем.
— Итак, — сказала мама, — я поговорила с архитектором о ремонте ресторана.
— Есть какие-то проблемы? — спросил отец.
— Нет, нет. Конечно работа продвигается медленно из-за погоды, но ничего не происходит без причины, я неоднократно это говорила.
Она улыбнулась моему отцу, а он осторожно ответил на её улыбку.
Я сомневалась относительно божественного промысла и его отношения к строительной отросли, но промолчала.
— Он думает, что было бы лучше расширить обеденную зону до самой парковки по соседству. Тогда мы смогли бы, по меньшей мере, удвоить количество столов и, возможно, даже сделать перегородку, чтобы использовать пространство для закрытого общества.
— Ты хочешь расширить Слайс? — собственно, не было никаких причин для неприятного ощущения, но оно всё-таки скопилось в области желудка.
Колин, казалось, размышляет над этой идеей.
— Это будет не так сложно. Ведь кухню ты хочешь оставить там, где она всегда была, не так ли? Тогда не нужно будет прокладывать новые водосточные и газовые трубы. Только электрические провода.
— Именно, — сказала она. — Тогда я могла бы открываться и вечером. Он согласует чертежи.
— Что-то я не знаю, Энни, — сказал отец.
— Это же всего лишь планы, — ответила она, и в её голос прокрался слегка вызывающий тон. — Какой вред могут принести планы? Почему нельзя немного помечтать? Особенно теперь, когда ты вернулся домой.
— Это словно азартная игра. Всё может измениться. Наша ситуация может измениться, — когда она непонимающе на него посмотрела, он попытался по-другому: — Мо скоро пойдёт где-нибудь в колледж. Мы, если бы захотели, могли бы отправиться в путешествие. Начать где-нибудь заново.
— Чикаго — это наша родина. Наша семья живёт здесь. Зачем на переезжать?
От меня не ускользнул взгляд, которым обменялись отец и Колин.