Вместо этого я на трясущихся ногах пересекла палисадник и села в грузовик.
— Привет, — сказала я едва слышным голосом.
Он резко кивнул, давая понять, что принял приветствие во внимание и тронулся с места, даже не подождав, пока я пристегнусь.
— Поговорим об этом?
— Нет.
Его ответ был не вспыльчивым, скорее бесстрастным. Лицо тоже выражало безразличие. Во время урока химии мы обсуждали абсолютный нулевой пункт, температуру, когда все движение останавливается, даже на молекулярном уровне. Доктор Сандерсон всегда старалась напоминать нам, что это лишь гипотетическая идея, теория.
Теперь у меня было доказательство того, что она существует. Моя учительница по химии будет в восторге.
— Значит, это все? Мы расстаемся?
Он не отвечал, пока мы не припарковались у школы.
— Я заберу тебя в тоже время, что и обычно.
— Хорошо. — Я ждала, что он скажет что-то ещё, но он упорно смотрел на руль, плотно сжав губы. — Пока.
Он уехал, как только я переступила порог здания. Он выполнял свой долг, но не более.
Лена стояла у моего шкафчика, обхватив себя руками и раскачивалась туда-сюда. Она выглядела такой же несчастной, как чувствовала себя я. Когда она заметила меня, она опустила руки и сделала глубокий вдох.
— Ты выглядишь ужасно, — сказала она.
— Спасибо. Ты тоже. Хочешь пойдём куда-нибудь и поговорим?
— Да. В часовню? — предложила она. — Там нам никто не помешает.
— Конечно.
Мы проскользнули в боковую дверь и прошли через школьный двор к маленькому каменному зданию. Алтарь был украшен пурпурными скатертями, а обычное цветочное украшение уступило место скудной аранжировки из ивовых веток и форсайтий с закрытыми бутонами. Горело несколько свечей, отгоняя темноту. Я опустилась на самую последнюю церковную скамейку. Лена выбрала ту, что напротив, положив руки перед собой на спинку скамейки.
— Когда моей маме было пятнадцать, и она жила в Техасе, она встречалась с одним парнем из соседнего городка. Она знала, что он был хулиганом, но ей было все равно. Когда она забеременела он обвинил ее в обмане и избил так, что она потеряла ребенка. Несмотря на это, она осталась вместе с ним. Когда ей было семнадцать, они поженились. Он продолжал её избивать. Она снова забеременела. Он стал бить её ещё больше. Она сбежала. Когда он нашел ее, она попыталась развестись, но суд решил, что у них будет совместное право опеки. Мой старший брат должен был проводить с ним столько же времени, сколько и с ней.
Она сделала паузу, чтобы перевести дух, сознательно отпустила спинку скамейки и продолжила.
— Она снова сбежала, но на этот раз ей помогли люди из приюта для жертв домашнего насилия. Она была во Флориде, когда услышала о том, что он умер в ходе драки в баре. Она изменила свою фамилию и фамилию моего брата. Училась ночью и на выходных. Получила степень бакалавра в области социальной работы. Познакомилась с моим отцом. У нее появилась я. Она выучилась на юриста.
Она выкладывала историю своей жизни, как карты в игре «Солитер», аккуратно, упорядоченно и без эмоций, один ряд за другим.
— Мне очень жаль, — сказала я. — Это… ужасно.
Больше, чем просто ужасно.
Лена отмела мои слова в сторону и сделала глубокий вдох.
— Сейчас она профессор в Северно-западном университете, специалист по семейному праву. Особенно по делам об опеке над детьми, в которых речь идет о женщинах и детях, ставших жертвами домашнего насилия.
— Чтобы им не пришлось переживать то, что пережила она?
— Да, — Лена долго сидела, повесив плечи и сложив руки на коленях. — Ты должна мне пообещать, что никому об этом не расскажешь.
— Обещаю.
— Тот тип, возле бесплатной столовой…, - сказала она. — Я его не знаю. Но я знаю, что он сделал.
Ненадолго перед моим взором возникла фотография под арестом Реймонда Гаскилла, и все встало на свои места.
— Он сказал, что ты знаешь, где его семья.
— Возможно, когда-то я об этом знала. Но если они только недавно пропали, значит меняют свое местоположение каждые пару дней. Возможно его дочь звали Эмили, когда он ещё причинял ей боль, но я гарантирую тебе, что сейчас ее зовут по-другому. И он больше никогда не прикоснется к ней.
— Он потерял право опеки?
Она заговорила чётко, без малейшей дрожи в голосе, вопреки всем тем ужасным вещам, о которых поведала.
— Ему присудили право опеки, несмотря на подавляющие улики, что он склонен к насилию. Потому что это именно те семьи, которым мы помогаем. Там, где система потерпела неудачу. Мы прячем их. Мы даём им новые личности. Мы помогаем им начать все заново далеко отсюда, чтобы у них был шанс на нормальную жизнь.
Я уставилась на нее. Лена Сантос, редактор школьной газеты. Одаренная школьница. Левая нападающая в футбольной команде.
— Это как программа по защите свидетелей, только для жертв домашнего насилия.
— Именно. Только это нелегально. Подделка документов и личности. Если есть ребенок, то мы помогаем им и с переездом в другой город. Но тогда это похищение.
Скрытность. То, как она умело могла отвлечь от себя внимание. Готовность Колина хранить секрет Лены. Конечно же он так поступил, учитывая его прошлое!
— А женщина и маленькая девочка в бесплатной столовой?
— Она казалась такой напуганной, будто за ней кто-то гнался. Я дала ей номер одного убежища для женщин, с которым у нас есть связь, — она удрученно пожала плечами. — Они там не появились.
Все обрело смысл. Теперь, когда я знала, что находится передо мной, картина начала быстро вырисовываться.
— Джилл однажды что-то сказала. Про твою семью. Это тебя напугало.
— Она ведь постоянно говорит о том, что ее отец дружит с прокурором.
— Ты не хотела, чтобы она обратила внимание на твою семью.
Это чувство было мне хорошо знакомо.
Она поморщилась.
— Я знаю, что это похоже на паранойю…
Я покачала головой.
— Это просто осторожность. Как к этому относится твой отец?
— Он в деле. Он адвокат.
— Поэтому ты так хорошо поняла протокол с судебного разбирательства моего отца, — она поняла ситуацию лучше, чем я думала. — Твоя мать знает, что ты мне всё рассказываешь?
— Да. Я обещала ей, что ты будешь держать язык за зубами, — она улыбнулась, но это ещё была не её обычная, лучезарная улыбка. — Никто не может скрывать что-то лучше, чем это делаешь ты.
— Что с типом возле бесплатной столовой? Будут последствия?
— Моя мама сначала сильной запаниковала. Она была близка к тому, чтобы перевести меня в другую школу, но теперь уже успокоилась. Она была очень рада, что Колин оказался там.
Ощущение, будто в животе копошатся черви, вернулось.
— Твоя очередь, — сказала она.
— Колин знает. Всё. И теперь ненавидит меня.
— Он не ненавидит тебя.
— Дело не только в сделке с Билли, — объяснила я. — Я копалась в его прошлом, и кое-что нашла. Он говорил, чтобы я не вмешивалась в это, но… Ты не видела его вчера вечером. Или сегодня утром. Это похоже на то, будто я пытаюсь говорить со айсбергом.
— Смотри, парень чрезмерно заботлив, но такова его природа. Он просто обалдел от того, что ты поменялась с ним ролями и защитила его. Он привыкнет к этому и простит тебе то, что ты разузнала о его прошлом, и тогда между вами все будет как раньше. Когда-нибудь он оттает.
Внезапно обеспокоенная, я подняла песенник и принялась его листать.
— Ведь это именно то, чего ты хочешь, — добавила Лена, внимательно меня изучая.
Я вернула песенник на подставку.
— Это не похоже на восторженное согласие, Мо.
— Я хочу уничтожить Билли. Колин с этим не согласен. Он считает, что это опасно.
— И он прав. Но ты все равно должна его уничтожить.
— Если между нами все останется, как прежде, то я не смогу.
Кроме Билли, я должна ещё заниматься Дугами. Я буду связана с ними до конца жизни, и не знала, сможет ли Колин это вынести.
Люк предупреждал меня, что я не смогу жить в обоих мирах, а я его проигнорировала. Теперь передо мной возник вопрос, был ли он прав.