Hellen L
СОЗЕРЦАНИЕ ПОДРОБНОСТЕЙ
(Отрывок из ненаписанного…)
Излучатель вселенского мусора невыключаем. Я к нему привыкла, он не совсем мебель, отчасти личность, причём родственник, хотя и неприятный, но влиятельно-неотвязный, и с ним нельзя не считаться. Всё, чем я в силах его ограничить, — это убрать звук. А смотреть его, но не видеть — в этом я поднаторела. Впрочем, смотреть его немого — это не то чтобы нестерпимо, а жутко. На экране — жуткие телемертвецы, и самое ужасное в их облике — имитация жизни. Даже ложь, алчность и подлость они не выражают, а имитируют. Причём не заботясь о правдоподобии. Их дёрганье, кривлянье, мельтешение — элемент первозданного хаоса, выдаваемый за осмысленную и даже разумную деятельность. Когда они звучат, они воспринимаются по-другому, менее страшными. Но эти манекены, фантомы, чучела — ведь это же люди! Где-то же они носят свои версаче, пьют свои мартини, читают что-то, целуют кого-то, и — невозможно представить себе — думают что-то! А также, в перерывах между мартини и гольфом, играют в живые шахматы, вершат многомиллионные судьбы двумя-тремя движениями кистей холеных рук. Их двухходовки-трёхходовки широко публикуются, документально иллюстрируясь, всё тем же моим неразлучным квартирантом, попросту говоря, теликом, будь он неладен. Созерцание этих действ без звука, то есть — без сознательного давления на сознание (до степени искажения смысла) возвышенно- нервным голосом с благородными модуляциями — занятие тоже не для слабонервных. Зверские лица, стрельба, окровавленные тела, руины — шахматные фигурки в действии. Забавны в своей непосредственной наивности игроки — они верят в своё бессмертие и непобедимость, верят в невозможность обратной связи, вопреки тому, что и в игроки-то попали благодаря её действию.
Мир обрастает подробностями. История пышно кустится на перегнойных наслоениях ушедших эпох, миллионы новых и новых людей захламляют собой информационное пространство. Но — удивительное дело! На великой свалке мировой трухи человек не чувствует себя фрагментом хлама. Нам, диванным созерцателям, этот аспект сложит неизменным источником оптимизма! Каждый индивидуум мыслит себя важным составляющим элементом БЫТИЯ — даже моя сумасшедшая одноклассница Нина, даже юродивый одноклассник мой Павлик!.. Их уж не слишком ли много, этих подробностей? Не напоминает ли вселенскую свалку трухлявость нашей обыденной жизни? Увязнув навсегда в одной из подробностей, мы считаем её — ВСЕЛЕННОЙ!!! Мировоззрение муравья. Муравьи НЕличности. Это — существа-функции. Люди — тоже. Я?..
Мир необъятен и бессмыслен в своих подробностях. Он любопытен достаточно для того, чтобы созерцать его, но неупорядочен и нелогичен, чтобы принимать его метаморфозы всерьёз и участвовать в них. По крайней мере для меня. Я благодарна миру — он дал мне мой дом с тремя, как в песне, окнами, дал мне этот зелёный ковёр, этот слегка уже продавленный зелёный диван, где я и возлежу по обломовски ли, Данаею ли, эти зелёные бархатные шторы на всех трёх окнах, восходящие выше, выше, куда-то под небесный свод, теряясь в псевдопотолочных сумерках. Я — благодарна. А если мышка пошуршит — Бог с ней, тварью божией. Более же ничем прошу не беспокоить.
Выросли мы из шахматных фигур. А в игроки тоже не годимся — отрастили понимаете себе неадекватную совесть.
Мир запутался в собственных подробностях, если хотите знать. Он заблудился в них, потерял искру Божию, стал гигантским муравейником. Увольте меня из муравьёв.
Вот что он каждый день пытается донести до меня, мой дружок, милый мой жвачка ти-ви, а я всё не удосужусь уделить ему внимание, вот только сейчас, когда я лишила его голоса, я прозрела — человечество ничего не понимает! Оно занимается какой-то ерундой, да ещё и приписывает ей большую важность! Я живу в мире дебилов — вот что он говорит мне. Нету в них искры Божией! Они просто едят, и занимаются всю жизнь только едой — растя её, видоизменяя, отбирая друг у друга и думают только о еде! Впрочем, это удовольствие очевидно несколько приелось им — вона сколько дурацких игр на каждом канале понатыкано. Человечество помимо еды погружено в невероятную скуку. Жуёт и спит. И видит сны. Это бред олигофрена-наркомана. Бредовые песенки. Бредовые сериалы. Вся эта помоечная чушь вопиет (именно вопиЕт, а не вопиЁт) и вздымается гигантским столбом-смерчем. Гасит искру Божию.
Бог. В телесвалке, разумеется, есть место и для него, аккуратненький такой уголочек. Телеробот-попик ей-ей неплох, глазки не без живости, маска добродетели почти убедительна, будто он сам убеждён в своей добродетели. Вот! Его слабое место. Человек совестливый не может быть убеждён в собственной добродетели — говорим мы с высоты НЕшахматной фигуры. Ибо существо человеческое НЕ МОЖЕТ не иметь дурных мыслей, а грешные мысли — это грех. Убеждая нас в своей несуществующей добродетели, кому он лжёт? Себе или нам? Но если мы включим звук, тотчас подпадём под его обаяние — он не ханжа, так как милосерден и снисходителен, а милосердие, по-нашему, покрывает всё. Даже имитацию веры. И чем же он правее нас, то есть меня, надо иметь смелость пренебрегать сослагательным наклонением? Он — ПРЕДЛАГАЕТ ПУТЬ, а я — всё отрицаю и порицаю. Так ли важна правильность и неоспоримость пути? Им, копошащимся, непрерывным, коим остановка движения смерти подобна, важно одно — чтобы некто убедил их двигаться. А ты лежи на своём зелёном диване и молчи. Пусть только у тебя кружится голова от непостижимого космоса. Пусть все прочие обретут точку опоры, не мешай. Они — спасутся. Принеси себя в жертву, тем паче это тебе так легко. Пусть все твои страшные бездны погибнут с тобой, все запаутиненные уголки, пахнущие плесенью, где гнездится твоя мания величия, останутся невидимы и неосязаемы для мира — не обременяй ими нищих духом, пусть не сомневаются в царствии своём.