Его мужественное, суровое лицо, густо заросшее седыми волосами, светилось энергией. Высокий лоб говорил об интеллигентности. То, как он управлялся с лодкой, как стойко и цепко держался теперь на прыгающей и качающейся палубе, выдавало в нем моряка. Он производил впечатление такой стальной, несокрушимой силы, что, вероятно, ему несмотря на седину, было не более лет пятидесяти.
– Я знаю здесь один «отстой» и хочу провести вас туда, – быстро добавил он. – Я не раз отстаивался там от здешних бурь. Я буду вашим лоцманом. Но не станем терять даром времени.
В двух словах он рассказал капитану, что делать.
– Надо вести судно на большой утес, находящийся справа, затем против него круто свернуть мимо гряды подводных скал, расположенных к северу; обойти их и править прямо на два больших дерева, хорошо видных в бинокль, где находятся орлиные гнезда; затем уже «Мысовая» может подойти к берегу и в маленькой бухточке простоять до конца бури спокойно.
Капитан нервно начал отдавать приказания.
С пробуждением надежды матросы взялись за дело с удесятеренной силой.
Пассажиры, захваченные и опьяненные этой последней схваткой, кинулись тоже отливать воду. Два десятка живых существ обратились, казалось, в один организм, с одной волей, одной мечтой – одолеть стихию. Они схватились с Байкалом.
Это была борьба отчаяния.
И через полчаса нечеловеческих усилий, иногда казавшихся безнадежными, они одолели. Байкал был побежден.
Но и победительница «Мысовая» доживала последние минуты. Чуть живая, едва держась на волнах, она тихо подходила к берегу.
А еще через несколько минут две лодки отвозили на землю пассажиров, команду с капитаном, лоцмана и собаку.
Когда они высадились, «Мысовая» еще качалась на якоре. Но едва успели подняться на первый горный выступ, как, оглянувшись, увидели на том месте, где была «Мысовая», чистое пространство: судно уже погрузилось в волны.
Все невольно остановились и переглянулись. Капитан обернулся и крепко пожал лоцману руки.
– Вы рисковали для нас жизнью! – воскликнул профессор. – Вы спасли нас!
Мистер Таймхикс сорвал с себя массивные золотые часы и протянул незнакомцу.
Но он холодно отвел руки англичанина, и легкая ироническая улыбка засветилась под усами.
– Нет, нет! – пробормотал он. – Только не это! Я очень рад, что все хорошо кончилось. Но я сделал то, что должен был сделать каждый моряк на Байкале. И я прошу вас больше не говорить об этом.
– Скажите же, кто вы? – настаивал профессор. – И чем мы можем отблагодарить вас?
Этот естественный вопрос необыкновенно сильно взволновал странного лоцмана.
– Кто я? – сурово сказал он, останавливаясь. – Я житель здешних берегов. Живу работником у тунгуса... Этого вам недостаточно? – пробормотал он, видя ожидание на всех лицах. – Что же вам еще сказать? – Я – военнопленный. Моряк... Поселился здесь после империалистической бойни... Мне стало все противно. Я порвал все прежние социальные связи. Общество этого человека я переношу легче, чем прежнее...
Он тяжело перевел дыхание.
– Единственная моя просьба к вам... Если вы хотите отблагодарить меня... не будем больше никогда говорить об этом... Не выпытывайте, кто я. Мне это очень тяжело. Прошу вас...
Профессор и за ним все остальные крепко пожали ему руку. Причем всем показалось, что руки англичанина лоцман коснулся с каким-то отвращением.
Когда заходило солнце, спасенные сидели у огня в юрте зверолова-тунгуса. И хотя лоцман просил не говорить о нем, англичанин первым делом спросил тунгуса, как зовут его работника. Профессор, знавший тунгусский язык, очень неохотно перевел его вопрос. Обменявшись несколькими фразами с хозяином, он среди общего напряженного ожидания передал его ответ.
– Тунгус говорит, что работник пришел к нему несколько лет назад. Он сам ничего не знает о его прошлом... Работник все время находится в одиночестве и любит подолгу молча глядеть на скалы. Это его постоянная привычка, и за нее его здесь прозвали... – профессор сказал тунгусское слово, – в переводе на русский это значит «Созерцатель скал». Это его имя. Вот все, что он знает.
IV. Пленники моря
Утром капитан устроил совещание.
– Мы находимся на 53°30’ северной широты и 108°31’ восточной долготы, – пояснил собравшимся капитан, раскладывая на обрубке, заменявшем стол, географическую карту Байкала. – Этот пункт – одно из самых уединенных мест на земном шаре. Пароходы сюда обычно не заходят.
– Но разве «Мысовую» не будут искать? – воскликнул толстый бурят.
– Несомненно, нас стали бы искать, – ответил капитан, – но последнее время на восточном берегу появилась белобандитская шайка из Китая, и рейсы пароходов, насколько я знаю, будут прерваны, пока не очистят берега[5].
При словах «белобандитские шайки» глаза толстого бурята как-то странно загорелись. Мистер Таймхикс тоже насторожился.
– И велика шайка? – спросил он.
– Не знаю, – хмуро ответил капитан, которому не нравился интерес англичанина.
– Значит, мы предоставлены самим себе?
Моряк утвердительно кивнул головой.
– Что же вы думаете делать, капитан?
– Мы должны быть благодарны счастливому случаю, что попали не на бесприютные скалы, а к гостеприимному тунгусу, и можем отдохнуть в сравнительно сносных условиях. А затем, если не опасаться встречи с шайкой, можно сухим путем пробраться и через горы к Баргузину. Надо спросить тунгуса, ходят ли этой дорогой.
Профессор перевел вопрос.
Тунгус ответил, что дорога через горы очень трудна и ею обычно не ходят, но другого пути нет.
– Да, – согласился моряк, – я знаю, что по здешним трущобам леший пойдет подумавши. Но о путешествии морем до Баргузина на имеющихся лодках нам нечего и думать. Я и матросы, – сказал он, – вчера уже решили, отдохнув здесь, отправиться сухим путем. Конечно, у нас нет оружия, но зато нас много. Кто желает, может к нам присоединиться.
Оба бурята и мистер Таймхикс тотчас заявили об этом.
– А вы? – все взгляды обратились на молчавших профессора, старика с мальчиком и двух вузовцев.
Старик с мальчуганом, видимо, колебался.
Профессор ответил:
– Я пока не принял определенного решения. Я еще подумаю эти дни, пока вы отдыхаете, но всего вернее, что я останусь здесь.
– Зачем? – воскликнули все с удивлением.
– Я пробуду здесь недолго. Это место Байкала, почти не обследованное, для меня представляет большой интерес. Потом я переберусь на лодке на соседние Ушканьи острова. От полуострова Святой Нос до них считается всего семь километров. Туда еще весной должны быть доставлены разные принадлежности для моей работы.
Там у меня тоже намечены драгировки. Там же я могу рассчитывать на пароход осенью. Правильно, капитан?
Моряк подтвердил. Веселые, здоровые комсомольцы-вузовцы ехали с профессором. Старик после размышления тоже предпочел выждать время здесь и потом с Ушканьих сесть на пароход.
Когда этот основной вопрос был решен, каждый взялся за свое дело. Отряд, решивший идти сухим путем, начал готовиться к путешествию.
А профессор отыскал Созерцателя скал и договорился, что он починит старый баркас, чтобы на нем можно было, когда придет срок, перебраться на Ушканьи острова.
Хозяин-тунгус производил хорошее впечатление, был гостеприимен и радушен, и погостить у него было удовольствием.
Звали тунгуса «Брат волка». Он был горяч, смел и откровенен.
Пока они осматривали юрту зверолова, профессор рассказал вузовцам кое-что о тунгусах[6].
– Тунгусы – маньчжурского племени, когда-то жившего на северо-востоке Азии. Чистый тип в Прибайкалье трудно встретить, так как они смешались с другими здешними племенами. Они до сих пор ведут бродячий образ жизни; занятия их – охота и звероловство. Тунгусов-оленеводов зовут «оленными». По мере того как русские, появившиеся в XVII веке в Прибайкалье, захватывали земли под пашни и сенокосы, вырубали и выжигали леса, тунгусы уходили все дальше, в глубь тайги.
5
В начале 20-х годов не редки бывали случаи перехода государственной границы Советской республики небольших белобандитских шаек в глухих районах Забайкалья. Они формировались из остатков разбитых белых армий, нашедших приют на территории старого Китая, активно поддерживались и направлялись англо-американским империализмом.
6
Тунгусы, или эвенки, – в настоящее время общепринятое название народа, раньше бывшего известным под названием тунгусов, ороченов, манегров. Живут на значительной части Сибири и Дальнего Востока, включая и Забайкалье. Основное занятие – охота, рыболовство, оленеводство. В Забайкалье под влиянием русских крестьян некоторые тунгусы еще до революции переходили на оседлость.