– Не доверяй никому. – Я отвожу от него глаза, пристально разглядываю дощатый пол. – Вычеркни слово «доверие» из своей памяти. Не доверяй даже себе самой, потому что и ты можешь оказаться слабой. Ни капли не доверяй своему подопечному, потому что он может навредить себе же в минуту слабости. Доверие – это чувство, знать которое созерцателю запрещается.
Сай наклоняется ко мне и понижает голос:
– Возможно, в данном случае кодекс ошибается.
– Кодекс не ошибается никогда!
– Он определяет всю твою жизнь, Джо.
Краем глаза я замечаю, как он стучит пальцем по лбу.
– Не позволяй ему определять и твои мысли. Твои чувства. Пусть ты созерцатель, но и человек тоже!
– В чём это проявляется? – Я встаю, точнее говоря, мои ноги как будто сами делают это, потому что у меня вдруг возникает настоятельная потребность двигаться, чтобы как-то избавиться от закипающего внутри гнева.
Сай тоже встаёт и поднимает руку в знак примирения, но я продолжаю говорить.
– Мы не едим, не спим, у нас нет ни семей, ни друзей, ни жилья, ни автомобилей. И нет никакой иной задачи, кроме заботы об опекаемом. В чём проявляется наша человеческая сущность, Сай?
Я подхожу к окну и смотрю на прозрачную воду, листья, мягко покачивающиеся на ветру, на всё то буйство природы там, снаружи, которое, однако, вселяет в меня лишь предчувствие опасности.
Сай долго молчит, и довольно долго я не слышу позади себя ни шороха. Потом вдруг он бережно поворачивает меня к себе. Его пальцы покоятся на моём плече, а я гляжу на Сая.
– А что ты скажешь о чувствах? – спрашивает он. – Ты что-то ощущаешь, значит, ты не менее человек, чем Пейшенс. Мы такие же люди, как она. – Его ладонь медленно скользит вниз по моей руке, потом он отпускает меня.
Меня бросает в дрожь, несмотря на то, что прикосновение было мимолётным. Я не понимаю, как нечто столь ошибочное, может казаться таким правильным, что часть меня желает этого всё больше и больше, хотя вторая часть – мой рассудок, которому я доверяла на протяжении всей своей жизни – при каждой попытке сближения громко кричит «нет!»
Как будто та Джолетт, которой я была всего лишь пару дней назад, взбунтовалась и рявкает на меня: «Ты же совсем не знаешь этого Сая!»
– Созерцатели не влюбляются, – шепчу я.
– Странно, потому что я по уши влюблён в тебя.
Мои руки гладят кожаные манжеты на его запястьях, его руки, плечи, а затем его грудь. Слова Сая раздаются в моей голове будто эхо. В третий раз, с тех пор как он так неожиданно вошёл в мою жизнь, наши губы встречаются, и мы целуемся, и в этот раз я заставляю себя насладиться поцелуем.
Не думать, только чувствовать, полностью сосредоточиться на человеческом во мне, как на маяке, к которому мы оба держим курс из разных направлений. Я быстро озираюсь на Пейшенс, но она всё ещё крепко спит, и Мали тоже так увлечена своей косточкой, что, кажется, нас вообще не замечает.
В это мгновение мир вращается только вокруг нас, только вокруг меня и Сая. Я позволяю ему слегка приподнять моё платье вверх так, что его руки блуждают по моим бёдрам.
Я закрываю глаза и думаю о своём сне. Пшеничное поле, Сай надо мной, эта невесомость, которую я чувствовала одну или две минуты. И внезапно я жажду ещё большего, ещё больше этого ощущения принадлежности кому-то.
Принадлежать кому-либо и не получать за это денег, не использовать оружие, никого не убивать. Я притягиваю Сая к себе, его сильное, дрожащее тело, наслаждаюсь каждой секундой и даже головокружением, которое грозится выбить землю у меня из-под ног.
И тут, так резко, будто он умер на моих руках, Сай перестаёт целовать меня и гладить тело. Я открываю глаза. Он в бешенстве смотрит в окно.
– Что случилось? – выдыхаю я.
– Там, на берегу, среди деревьев, кто-то был. И он следил за нами. Когда я заметил его, он исчез.
Я освобождаюсь из его объятий и тоже всматриваюсь вдаль, сквозь испещрённый царапинами иллюминатор.
– Может, это Хосе?
– Нет. Кто-то другой, повыше. Но я не смог различить его лица.
Я глубоко вдыхаю.
– В последнюю ночь на корабле... когда мы с Пейшенс потеряли сознание... На минуту в машинном отделении мне почудился Купид.
– И ты говоришь об этом только сейчас? - охает Сай.
Я гляжу на него снизу-вверх.
– Да, потому что я, собственно говоря, уверена, что это мне только показалось. Он не нападал на нас, а просто стоял и наблюдал. Если бы он был реальным, то, пожалуй, воспользовался бы удобной возможностью...
Сай испытующе глядит на меня.
– Тогда, возможно, просто один из местных хиппи – пошлый любитель подсматривать эротические сцены.
– Как ты сказал: один из ...?
– Забудь об этом.
Его взгляд снова перемещается на окно, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки.
– Мы должны быть осторожны, – тихо говорю я. – Если об этом узнают в школе созерцателей...
– Этого не случится! Ведь люди на этом острове пока не догадываются, что мы созерцатели.
Я задумчиво киваю, но всё же не успокаиваюсь. Я никогда и подумать не могла, что любовь делает человека настолько легкомысленным. В конце концов, моя любовь к Пейшенс всегда побуждала меня к действиям осторожным и благоразумным. Однако это чувство сейчас абсолютно другое, и оно в равной степени пугающе и прекрасно.
– Я осмотрю дом. – Я оправляю платье и направляюсь к двери. – Наблюдай за окном.
Глава 34
Пейшенс просыпается, когда уже наступил вечер, и меня не покидает мысль, что из гамака её выманило лишь чувство голода: пряный аромат жареных цыплят окутал всю деревню и проникает в дом сквозь дощатые стены. Хосе просит нас отужинать с жителями деревни.
– Все радуются вашему появлению, – говорит он, вновь направляя лодку к берегу. Он пропускает нас, одного за другим, и ведёт к поляне, в центре которой горит костёр. На костре, на длинных шампурах, жарятся куры с отрубленными головами.
Дома, соседствующие с поляной, тоже освещены, и кажется, что кроны деревьев сами излучают свет. Женщины в пёстрых нарядах и мужчины, одетые так же просто, как Хосе, образовали у костра большой круг.
Брюки мужчин в дырах, а рубашки и майки кажутся сильно изношенными. Зато женщины носят ещё и великолепные украшения, и многие из них накрасили губы, чем-то цвета вишни. Большинство из них, вплели в свои длинные волосы цветы.
Я бросаю взгляд на Пейшенс. Со своей копной светлых волос, она отлично подходит к здешнему женскому обществу, и кажется, одна пожилая женщина, которая, как и мы, направляется к костру, тоже заметила это, потому что снимает со своей головы венок из лютиков и покрывает им голову Пейшенс.
– Спасибо, – говорит та, смеясь, и поправляет плетёное украшение на своих волосах. Несколько молодых мужчин оборачиваются и смотрят на неё.
– Присаживайтесь здесь, – Хосе указывает на свободное место в кругу. Мы садимся, и я чувствую тепло костра на обнажённых ногах. Тут же к нам поворачиваются головы наших соседей, а несколько из них даже придвигаются ближе.
– Так значит, это вы – новички, – говорит мужчина с волосами цвета ореха, так непохожий на Хосе.
– Гости, – поправляет его Сай. – Мы здесь просто проездом.
– Многие из нас тоже были проездом, – смеётся женщина. Из-за тонкого прямого носа она выглядит как уроженка Лондона. Её голову украшает диадема из лиловых цветов. – До нас дошли слухи об этом месте, и мы просто хотели разузнать, правдивы ли они. А затем мы остались здесь.
– Почему? – Я окидываю поляну быстрым взглядом. – Я имею в виду, вы не скучаете по цивилизации?
Женщина кладёт свою руку на мою.
– Пожалуйста, зови меня Шона. Здесь нет нужды в формальностях. Как тебя зовут?
– Джолетт, – я незаметно уклоняюсь от её прикосновения. От меня не ускользнуло, что она не ответила на мой вопрос.
– Необычное имя, – Шона склоняет голову на бок. – Твои родители рассказывали о его происхождении?