Как всегда, когда мне приходится врать, мой рот пересыхает.
– Нет, мои родители – очень занятые. Мы не часто видимся.
Шона вздыхает.
– Старая, трагичная песня детей промышленников, – она вновь прикасается ко мне, на этот раз – к плечу. – Нам всем это знакомо. Мы все, когда-то жили в таком же мире, как и вы. Вы должны остаться у нас. Здесь вы будете счастливее.
Это звучит, на мой взгляд, как неудачная рекламная кампания, и Сай также удерживается от комментариев. И только Пейшенс, словно завороженная, наблюдает за несколькими мужчинами, расставляющими вокруг костра блюда со свежими фруктами и овощами.
До настоящего момента она ещё ни слова не проронила о том, что всё здесь кажется ей странным, или что она себя неуютно чувствует, и я даже опасаюсь, что она действительно позволила бы сейчас уговорить себя остаться на Финистерре, не будь нас рядом. С другой стороны, мне и не следовало бы, пожалуй, удивляться этому, после всех испытаний, выпавших на нашу долю в последние дни.
Она по-прежнему бледна и стала ещё более худенькой, чем раньше, и заметно, что при взгляде на роскошные блюда, у неё текут слюнки.
– А когда уже можно будет поесть? – спрашиваю я Шону.
– Скоро. Сначала пройдет церемония.
Сай внимательно смотрит на меня. Осуждение памяти – единственная известная мне церемония, но, если верить Хосе на слово, казни на острове не проводятся. Однако я принимаю решение не расспрашивать больше ни о чём. Если они почувствуют, что мы им не доверяем, то это лишь вселит в них самих недоверие к нам.
– Смотри-ка, вон там, впереди! – Пейшенс толкает меня и указывает на один из домов, примыкающих к поляне. По правую и по левую стороны от двери собрались женщины и мужчины. Женщины стоят слева и держат охапки цветов, мужчины справа преклонили колена, сложив руки.
– По-видимому, началось. – Сай немного придвигается ко мне и незаметно берёт за руку.
Пейшенс вытягивает шею, чтобы лучше разглядеть происходящее. Внезапно смолкают все разговоры, открывается дверь и выходит Хосе.
Медленным шагом, он идёт по коридору из мужчин и женщин, чтобы наконец остановиться со сложенными на животе руками. Все взоры устремлены на него.
– Мои дорогие друзья, – говорит он, – сегодня особенный вечер, так как впервые, за более чем три года, к нам прибыли новички. Поприветствуем двух наших новых подруг и их спутника.
Раздаются аплодисменты, несколько человек даже кричат «Браво!» и «Добро пожаловать!»
Щёки Пейшенс краснеют, а Сай еле сдерживает насмешливую ухмылку. Я, более чем уверена, что он считает всех присутствующих идиотами.
– Так как эти трое, прибыли лишь сегодня утром, они ещё мало знают о нашем образе жизни. Поэтому, простите их за то, что они будут сейчас ошеломлены, может быть, даже напуганы. Не судите их слишком строго и всегда помните о том, что все мы были когда-то промышленниками, и каждый из нас проделал этот путь к озарению. – Хосе окидывает всех испытующим взглядом, затем обращается к нам. – А там, где происходит озарение, мои дорогие новоприбывшие, всегда есть свет. Вот поэтому, поприветствуйте вместе со мной Юру, мою чудесную супругу!
Сказав это, Хосе отступает в сторону, согнувшись и принимая чуть ли не раболепную позу. Потом дверь снова открывается, и из дома выходит женщина. Мне сразу бросается в глаза, как она стара. С уверенностью можно сказать, что она лет на шестьдесят-семьдесят старше своего мужа. Ей, должно быть, по меньшей мере, девяносто. Поразительно.
В отличие от пёстрых нарядов других женщин, её платье переливается, играя разными цветами. Её белоснежные волосы собраны на затылке в превосходную причёску и сплошь усыпаны такими же белыми цветами. Юра, как Хосе назвал её, высока и стройна, и её движения так элегантны, как будто её ноги вовсе не касаются земли.
Проходя сквозь ряд мужчин и женщин, она на мгновение касается каждой и каждого из них, делая это с особым материнским чувством, которое очень идёт к её доброму лицу. Она кажется хрупкой, и жители острова воздерживаются на этот раз от аплодисментов, как бы опасаясь, что от слишком большого шума она рассыплется в прах.
Царит абсолютная тишина, когда Юра ступает на середину поляны. Её живые глаза оглядывают толпу, а потом задерживаются на нас, и когда её взгляд скользит по мне, по моему телу пробегает дрожь.
– Я скоро подойду к вам, мои милые новички, – говорит она удивительно глубоким, твёрдым и в то же время мягким голосом. – Но сперва позвольте мне выполнить свою работу.
Сложив руки, Юра продолжает своё шествие вокруг костра, и на мгновение кажется, что языки пламени движутся в её сторону, как будто она магически притягивает их. Похоже, что и ветер следует за ней – за ней и таинственной аурой, которая её окружает. Она останавливается перед одной из женщин, и я не сразу узнаю в ней ту, которая надела венок на голову Пейшенс. Она выглядит немного напуганной, когда Юра поднимает руку и протягивает ей навстречу ладонь. Затем она морщит лоб, и из её груди вырывается вздох.
– После ужина приходи, пожалуйста, ко мне.
– Рак опять вернулся? – спрашивает старуха дрожащим голосом. – Я снова больна? –Мужчина, сидящий рядом с ней, предостерегающе обхватывает её руками.
Юра мягко улыбается.
– Не бойся, – сказав это, она отворачивается и продолжает шествие через толпу.
Постепенно я начинаю догадываться, что здесь происходит, и вижу, что и Пейшенс понимает, кто же такая жена Хосе. Её глаза широко раскрылись, и она нервно теребит свои пальцы.
Юра вновь останавливается, на этот раз перед мужчиной, с виду ещё довольно молодым. Но он кажется рассеянным, его взгляд – пустым, даже когда жена Хосе одаривает его улыбкой.
– Опять начинается, – говорит она тихо. – Я права?
Мужчина кивает, коротко и быстро. Кажется, что он с трудом держит себя в руках.
– Приходи после ко мне, будешь вторым.
– Пожалуйста, сделай это сейчас, – шепчет мужчина, при этом его голос шипит, как будто он не может нормально раскрыть рот. – ... Боли.
Юра улыбается толпе, как будто извиняясь, затем опускается на лесную землю и, стоя на коленях, протягивает ему навстречу свои пальцы.
– Дай мне свои руки.
Он подчиняется, и Пейшенс жадно вдыхает воздух, сгорая от любопытства.
– Она делает это, – шепчет она мне. – Ты только посмотри, она умеет это делать.
Юра закрывает глаза и выпрямляется. Мужчина тоже закрывает глаза. А потом, что-то едва заметно меняется. Ветер умолкает, литья перестают шуршать. Огонь пылает слабее, и становится теплее, как будто кто-то, накрыл поляну огромным стеклянным колпаком. Юра глубоко вдыхает, затем наклоняется вперёд и прижимает свои губы к губам мужчины.
Все сидящие вокруг костра, внимательно глядят на неё, а некоторые из них тоже сложили свои руки. Мужчины и женщины, игравшие роль комитета по приёмам у двери, возвратились на свои места и с благоговением наблюдают за удивительным поцелуем.
Он длится лишь несколько секунд, после чего Юра издаёт глухой звук и оседает. Хосе тут же оказывается рядом с ней, чтобы поддержать. Мужчина, который только что едва мог вымолвить слово, сидит теперь прямо и тоже склоняется над Юрой, чтобы помочь ей.
– Опухоль головного мозга трудно поддаётся лечению, – шепчет мне Шона. – Каждый раз, её это невероятно утомляет. По моему мнению, Янкину следовало бы просто покинуть нас, она достаточно сделала для него.
Я поворачиваю к ней голову, а она заговорщически прикладывает палец к губам. Я вдруг начинаю что-то понимать: люди, живущие здесь, привлечены целебной силой Юры. Возможно, каждый из них, тяжело болен. И когда болезнь возвращается, целительница всегда под рукой.
– Вы высасываете из неё все соки, – я качаю головой. – Это... это запрещено.
– Здесь – нет, – Шона упрямо выставляет вперёд подбородок.
Я гляжу на Пейшенс. Она всё ещё кажется без остатка захваченной тем, что сейчас увидела. В своей жизни, она до сего дня, не встречала другой целительницы и не наблюдала за её действиями.