– На этот раз мне это нравится. Может потому, что нас не окружают мёртвая рыба и дурно пахнущие мужчины.
Я с болью вспоминаю часы, проведённые на рыболовном катере. Нет, собственно, лишь одно мгновение: появление Сая и непомерное облегчение, когда я увидела, что он ещё жив. Уже там, я должна была понят, что происходящее между нами – идея не из лучших.
Из-за глубокой печали о нём, я не заметила ядовитых паров и не убила Купида, наблюдавшего за нами. Мои чувства к нему, похожи на яд, усыпляющий органы чувств. Нет, были похожи. Они были похожи, так как сейчас мне нельзя их испытывать, и я больше не буду этого делать.
– Ух ты! – внезапно шепчет Пейшенс. – Взгляни-ка на это, Джо.
Я поднимаю глаза и убеждаюсь, что в поле нашего зрения – земля. Узкая полоска на горизонте, сверкающая огнями города, простирающегося вдоль Гаврской бухты.
Париж, одна из самых больших современных метрополий. Сай держит курс на побережье, и с каждым метром, эта лента из света расширяется. И одновременно, друг за дружкой, на небе появляются звёзды, как будто вторя огням города. Захватывающее зрелище.
Но оно ничего не вызывает во мне: ни очарования, ни радости. После моего разговора с Саем, всё ужасно серое, и я чувствую, что это надолго.
Глава 40
Линн просыпается, и первое, что она чувствует, - это боль. Всё её тело болит, будто с ещё живого тела содрали кожу. Всё горит, не говоря уже о её глазах. Она спрашивает саму себя, остались ли у неё вообще глаза.
У неё вырывается стон, когда она ощущает рывкообразное движение. Сначала ей кажется, что кто-то тормошит её, как будто пытаясь разбудить. Затем она понимает, что её несут. Кто-то держит её на руках и, по всей видимости, поднимается вверх по лестнице.
С каждым шагом, с каждым сотрясением её тела, боль становится сильнее, и медленно, но верно она начинает ощущать нарастающую внутри ярость.
Для Купида, как она, гнев - ответ на всё. Гнев прост, он исходит из самой глубины и воспламеняется при малейшем намёке на недовольство. Бушует, как шторм, в её сознании, кладёт ей в руки стрелы и лук, и стреляет... Попадает. Убивает.
Линн припоминает, как однажды Слэйд объяснял ей, что эта ярость, постоянно кипящая в них, - своего рода природный недостаток. Счастливая случайность, которой, собственно, не должно было бы быть, и которая, однако, сохраняет ей жизнь. Теперь Линн понимает, что он хотел этим сказать.
Вместо того, чтобы вновь погрузиться от боли в блаженное бесчувствие, может, даже в кому или вовсе умереть, она не теряет сознания, благодаря этому жжению, окутавшему её тело. Её жизненные силы активизируются, а голос в голове нашёптывает, что она должна освободиться от боли. Как-то устранить её. И не важно, чего это будет стоить.
Линн думает, что для этого ей нужно хотя бы знать причину боли, и, словно по щелчку, воспоминания возвращаются. Москва. Взрыв. Прожектор. Она вспоминает вертолёт, приближающийся к ним из ночи, какие-то машины русской службы шпиков.
Она не знает, арестованы ли они. Вероятно, да. Возможно, её сейчас принесут в камеру или проведут над ней процедуру проклятия. Она слышала о том, что Купидов в некоторых мегаполисах просто казнят. Не везде они так хорошо контролируют промышленников, как в Лондоне. Не везде есть такие предводители, как Слэйд.
«Слэйд“, - думает она, и боль другого рода пронзает её изнутри. Она задаётся вопросом, жив ли он ещё. Удалось ли ему сбежать от русских Купидов и шпиков. Он точно не ушёл бы без Кэтролл. Вполне возможно, что им обоим удалось сбежать и что они бросили Линн и Спунка, пожертвовав ими.
Движения становятся более осторожными, и она чувствует, что ее больше не несут вверх по ступеням. Она слышит механический звук, что-то вроде защелки, и затем - открывающуюся дверь. Наверняка, она была где-то заперта, и сейчас ее доставили на казнь.
Если москвичи думают, что она взойдет на платформу и предстанет перед глазеющей толпой, то они ошибаются. Она будет бороться до последнего вздоха. По крайней мере этого человека, палача, включающего электричество, она заберет с собой, чего бы это не стоило. Спунк наверняка смотрит на это также. Она шепчет его имя.
- Тсс, - раздаётся в ответ шипение с параноидным оттенком. Конечно, русские не хотят, чтобы они переговаривались. Не хотят, чтобы они строили планы, разрабатывали тактику. Беззащитный Купид - хороший Купид: очевидно, такова их точка зрения.
Но с Линн такой номер не пройдёт.
- Спунк! - снова произносит она, на этот раз ещё громче.
- Закрой рот, чёрт возьми! - накидывается на неё несущий её мужчина. И хотя он говорит это шёпотом, в его голосе слышна ярость. Но Линн кажется, что она различила и что-то ещё. Что-то нервное. Она собирается с силами и пытается вывернуться из рук мужчины. Она колотит по нему обеими руками, подтягивает ноги и...
- Ой! - слышит она свой собственный жалобный стон, ударяясь о пол. Её израненное тело усугубляет силу этого удара, доводя до агонии, и когда она пытается сесть или встать, все органы чувств отказываются служить ей. Внезапно у неё начинается головокружение, и позывы к тошноте заставляют её желудок сжиматься.
- Ну, берегись... - задыхаясь, шепчет она. - Я задам...
Но не одну из угроз, которые вертятся у неё на языке, она не может выполнить. Она беззащитна, когда её снова рывком поднимают и когда мужчина, недолго думая, перекидывает её себе через плечо. Теперь она ещё сильнее ощущает каждый его шаг, его плечо врезается ей под ложечку, и она отчаянно пытается немного опереться о его спину.
Но её ладони, которыми Линн, защищаясь, прикрывала голову от прожекторов, изранены и сплошь в волдырях, и поэтому ей ничего не остаётся, кроме как терпеть эту тряску. Затем, наконец-то, мужчина опускает её, усаживая на своего рода тахту. Похожую на кушетку в лечебнице.
Вероятно, они хотят проводить над ней всяческие эксперименты. Вполне возможно, что ей придётся превратиться в подопытного кролика. В конце концов, люди уступают им по физическим показателям. Наверняка, их чрезвычайно интересует, в чём заключается мастерство Купида.
Линн ждёт, что её привяжут к этому креслу, но ничего подобного не происходит. Она слышит возню мужчины (собственно, был ли у него вообще русский акцент?), слышит грохот, затем шаги ещё одного человека. Шаркающие. Обессиленные.
«Спунк, -думает она. - Он должен быть здесь.»
И тут, после нескольких мгновений тишины, что-то неожиданно сжимается вокруг её рук. Что-то ледяное, что сдавливает её пальцы. Она не уверена, но ей кажется, будто это тоже руки, только они какие-то... необычайно мёртвые.
Линн пытается отдёрнуть руки, но лишь на одно мгновение. Внезапно холодные губы прижимаются к её губам, и она чувствует энергию, расходящуюся внутри по телу теплом и бархатом, вверх к сердцу. Оно вдруг начинает биться быстрее, и кровь интенсивней стучит по венам, а тепло растекается у неё в груди, заставляет её содрогнуться, наполняет каждую клеточку.
За закрытыми веками она распознает красноватое пульсирование, одновременно сильное и мягкое. Затем энергия достигает мозга и наполняет ее... счастьем? Облегчением? Она не знает, как назвать это. Она только знает, что гнев сменяется чем-то другим.
Чем-то большим. Линн ощущает, как боль отступает, ожоги на ее теле начинают медленно затягиваться. Только потом ее голова становится яснее, и она понимает, что ее доставили к целителю.
Кто-то заботится о том, чтобы она исцелилась. Почему? Это не имеет смысла. Разве что, кто-то хочет, чтобы она на своих двоих пошла на казнь. Но ведь никто не будет ради этого жертвовать ребенком. Не важно. В данный момент она не хочет об этом думать.