Проходит еще час, прежде чем мы обнаруживаем на поле, среди огромных камней, небольшое скопление людей. Груда камней образует круг, некоторые из них стоят друг на друге, как огромные ворота. Меня удивляют увиденные на невозделанной земле грязные, белые плиты. Они тоже расположены в виде круга, но намного больше и ровнее, чем камни.
- Обри Хоулс, - говорит Скиннер, когда замечает мой взгляд, но еще, прежде чем я успеваю спросить, он продолжает: - А камни там впереди раньше назывались Стоунхендж. Они из тех времён, давних, задолго до наших, и были когда-то... - Его глаза сужаются, и он понижает голос. - Когда-то это было важно. - Неожиданно он ускоряет шаг и, когда он продолжает говорить, он звучит странно рассерженным. - Сейчас это всего лишь кучка бесполезных булыжников. Идём!
Я не могу оторвать взгляд от камней.
Стоунхендж. Возвышенное название, и даже внушающее страх. Мои руки покрываются гусиной кожей, которая увеличивается, когда меня обдает ветром. Я закрываю глаза, наслаждаясь тишиной и природой. До меня доносятся тихие голоса, но я просто игнорирую остальных. Все мое существо нуждается в нескольких минутах покоя, и я не могу представить себе лучшего места, чем Стоунхендж.
- Джо!
Я неохотно открываю глаза и тороплюсь, чтобы быстрым шагом пересечь эту высушенную поляну. Меня ждет группа мужчин и женщин разного возраста, подойдя к которым я виновато улыбаюсь. Никто из них не отвечает на мою улыбку, и я ощущаю царящее напряжение.
- Итак, - произношу я только для того, чтобы что-то сказать, хотя и понимаю уже, что в этом нет необходимости.
- Значит, вы хотите нам помочь, - говорит один из мужчин. Его длинные волосы прядями свисают на грудь и переплетаются там с бородой, обрамляя землистого цвета лицо.
Я смотрю на Скиннера, и он кивает мне. В его глазах тоже читается напряжение.
- Верно, - говорю я, и мужчина видимо остается доволен ответом.
- Мы нападем на них здесь, - продолжает он и указывает на импровизированную карту, начерченную на пыльной земле.
Я распознаю на ней столицу, окрестности, Темзу и огромную городскую стену.
- Что это такое? - спрашивает Скиннер и проводит пальцем по тонкой линии, проходящей параллельно реке.
- Железнодорожные пути. - Бородатый стирает линию в одном месте, примерно в двадцати сантиметрах от нарисованной столицы. - Примерно там наши люди разрушили защитную стену. Строительные работы все еще продолжаются, так что мы нанесем удар прямо здесь. В вечернее время ожидается поезд из Уэльса. Мы запрыгнем в него и попадем через ворота на юго-западе Оксфорда в город. Как только поезд прибудет на вокзал столицы, мы начнем.
Скиннер кивает, как будто уже знает, что надо делать, и я решаю сделать то же самое. Мне не терпится задать только один вопрос.
- Мы шли несколько часов, и наверняка понадобится еще время, пока мы...
- Восемнадцать, - говорит бородатый. - Если мы пойдем быстрым шагом, и нас не остановят, то даже шестнадцать. Поэтому двинемся в путь прямо сейчас. Все готовы?
По рядам проносится одобрительное бормотание. У мужчин и женщин есть самодельное оружие. Топоры, палки, ножи и рогатки лежат на земле либо прислонены к скале. До этого я их даже не замечала. Скиннер тоже взял палку, на конце которой торчат острые гвозди. И указал на длинную палку с отшлифованным, каменным наконечником. Это своего рода копье, которое иногда имеют при себе Купиды.
- Твое оружие, Джо, - говорит он, чтобы я подняла копье. Видимо Скиннер уж давно решил, что мы присоединимся к повстанцам. Хоть он и делал вид, что окончательное решение за мной, однако уже успел все организовать во время вчерашнего длительного отсутствия.
- Тогда вперед. - Бородатый надевает лук на плечо и становится во главе группы повстанцев.
Мы со Скиннером идем в последнем ряду.
- Если увидишь вертолет, ложись на землю и не двигайся, понятно?
Я киваю.
- Вот. - Скиннер нагибается и дает мне кусок грязи.
Я смеюсь. - Спасибо, но это не обязательно.
Скиннер качает головой и вытирает об себя пальцы. На одежде остаются коричневые следы, и теперь я начинаю понимать. Я оглядываю группу людей, с которыми мы идем. На них старая одежда того же цвета, что и глинистая почва. Мне становится понятно, что лицо бородатого было грязным не просто так.
- Маскировка, - бормочу я и тоже мажу грязью мою парчовую одежду.
- Когда будут лететь над нами, считай, нам повезло, если нас не обнаружат.
- Умно. - Я не решаюсь спросить, что произойдет, если они нас обнаружат, и продолжаю мазать грязью одежду. Странное ощущение, вдруг стоять на стороне людей, которых меня годами, а может и десятилетиями учили считать врагами.
На небе ярко сверкает солнце, и я чувствую себя так, как будто у меня расплавились мозги. Уже целую вечность, мы идем через Ничью Землю, по лугам и полям, непроизвольно превращающимся в пустыню. Некоторые из повстанцев не справились с жарой и отстали уже несколько часов назад. Я пересчитываю людей в группе. Их пятнадцать вместе со мной и Скиннером. Пятнадцать повстанцев на исходе сил и еще далеко от цели.
Скиннер опустил глаза, чтобы защитить их от солнца. Его очков недостаточно, чтобы защититься от лучей, а кожа в некоторых местах покраснела. С каждым пройденным километром он становится все молчаливее. Мне очень хочется знать, что происходит в его голове. История его семьи одновременно невероятная и ужасная. Хоть у меня и нет родителей, и я не знаю семейной жизни, я могу себе представить насколько это ужасно, быть отвергнутым собственным отцом, быть упрятанным где-то в глуши как что-то, чего нужно стыдиться.
- Сколько еще идти? - спрашивает хрипло одна из женщин.
Бородатый, которого как сказал Скиннер, зовут Уинстон, ответил просто:
- Восемь.
Женщина стонет, отстает на несколько шагов, садится на землю и поливает голову водой из старой пластиковой бутылки.
- Ещё восемь часов, - говорю я Скиннеру.
Он кивает.
- Половина пути уже пройдена.
Я смотрю вверх. Солнце все еще стоит на безоблачном небе, но находится уже не в зените. Еще два, самое большее три часа и жара больше не будет такой невыносимой. К счастью, меня натренировали преодолевать длинные, трудные расстояния. Надеюсь, что Скиннер тоже выдержит.
- Как твоя нога? - спрашивает он, спустя некоторое время.
- Она заживает быстрее, чем у вас, - говорю я шёпотом, чтобы другие меня не услышали. Им не следует знать, кто я такая.
- Ах, в самом деле?
- Да. - Это правда. Чипы, пересаженные нам в школе созерцателей, творят настоящие чудеса. Они не только позволяют нашим телам функционировать без добавления всяких питательных веществ, но, и устроены так, что наш организм, в случае повреждений, делает все, чтобы устранить рану. Исцеление превыше всего. И это работает. Отверстие от стрелы, в моей икре, затянулось еще вчера, а боль, которая поначалу была такой сильной, как будто мне распороли все мускулы, сменилась на легкую тянущую боль.
- Если нужно, я могу понести тебя на руках, - начал Скиннер. - Ты только скажи.
- Ты тоже.
Скиннер удивленно смотрит на меня и начинает смеяться. Я замечаю, что по его левой щеке, там, где у него поврежденный глаз, текут слезы.
- Да, это действительно печально, - произношу я и получаю удар по рёбрам. - Эй!
Скиннер ухмыляется.
- Ты нахалка, Джо Сомервиль.
- Говорит тип, который смеялся над моим пением.
- Над вашим пением. А песня была действительно странная. Дрозды, появляющиеся из пирога? Это ведь шутка!
До того, как я успела ответить, группа внезапно остановилась. Мы вышли на возвышенность и можем окинуть взглядом просторы, по которым нам еще предстоит пройти. Единичные деревья отбрасывают узкие тени, вдали через коричневые земли высохшей местности тянется голубая лента Темзы.