Отрешённость созерцателя
Если мы принимаем утверждение учителя "Царство Моё не от мира сего", нам не нужно бороться, устранять или преодолевать что-либо во внешнем мире: "Это Я, не бойтесь". "Я есмь жизнь ваша". Я, Бог, Дух Божий в вас есть ваша жизнь, ваше существо и субстанция вашего тела.
Когда мы больше ничего не боимся во внешнем мире, тогда мы автоматически приходим к состоянию сознания, которое больше не заботится о хороших видимостях и не боится злых видимостей, но смотрит на них с чувством отрешённости как наблюдатель, без интереса к изменению, улучшению или разрушению их: просто с отношением созерцателя.
В этом положении созерцателя наши личные ментальные силы останавливаются, и мы как будто наблюдаем восход или закат солнца. Никто в здравом уме не верит, что он может ускорить восход солнца или его закат, или что он может увеличить его красоту. Поэтому, наблюдая восход или закат солнца, мы полностью становимся созерцателями, наблюдая за работой природы, наблюдая за работой Бога. Мы никогда не входим в картину, никогда не стремимся изменить, удалить, уничтожить или попытаться улучшить её каким-либо образом. Как созерцатель, мы всегда находимся в абсолютном центре нашего собственного бытия; и как созерцатель, мы можем искренне сказать: "Какой прекрасный закат" или "какой прекрасный восход приносит Бог".
Если бы мы были в художественной галерее, стояли перед работами великих мастеров, мы были бы зрителями, потому что всё, что мы пытались бы сделать, было бы — извлечь из картины то, что художник вложил в неё. Мы не пытаемся улучшить картину; мы не пытаемся разрушить её: всё, что мы стремимся сделать, — это извлечь из картины то, что художник создал и вложил туда для нас. Мы не входим в картину: мы созерцаем её, а если мы входим во что-то, так это в сознание художника, чтобы созерцать именно то, что он созерцал, потому что теперь мы имеем одно сознание — один ум.
Когда мы слышим симфонию, мы не входим в симфонию: мы стоим как созерцатель, на этот раз слушая, слушая то, что выразил композитор. Мы не пытаемся улучшить его работу, не пытаемся разрушить её: мы просто пытаемся понять её. Даже если это звучит для нас как плохая музыка — неприятная, диссонирующая или необычная, — мы всё равно не пытаемся изменить её: мы стоим неподвижно, без суждения, пытаясь понять, что имел в виду композитор, и было бы не удивительно, если бы в конце концов мы оказались прямо в сознании этого композитора, слыша музыку, как он слышал, когда записывал её. Тогда у нас было бы такое же понимание, какое было у него.
Итак, Бог сотворил эту вселенную и всё, что в ней есть, и это хорошо! Однако в наших ограниченных чувствах мы видим часть этой вселенной как зло, а часть как добро, и, как ни странно, человек рядом с нами может видеть то, что мы называем добром, как зло; а то, что мы видим как зло, он может видеть как добро; поэтому мы не можем видеть эту вселенную так, как её создал Бог. Мы видим её через наше незнание Бога, наше отсутствие осознания Бога, точно так же, как мы могли бы не увидеть картину или не услышать музыку и из-за нашей неспособности воспринять, что имел в виду художник или композитор.
Когда мы смотрим на этот мир явлений без суждения, мы как бы осознаём, что Дух Божий создал всё сущее и сделал его духовным, и в этом осознании мы теперь созерцаем духовную Вселенную, хотя в данный момент мы не понимаем и не видим её такой, какой её создал великий Архитектор Вселенной. Мы не можем видеть глазами того, кто создал и сформировал эту вселенную, когда мы смотрим из человеческих глаз, но, глядя на этот мир без суждения, мы как бы пытаемся увидеть то, что создал Бог, как Бог видит это, другими словами, войти в сознание Бога.
Единственный способ, которым мы можем это сделать, — воздерживаться от суждения и быть спокойными, не видя ни добра, ни зла, будучи созерцателем и позволяя Отцу представить нам эту картину. Мы просто свидетельствуем; мы просто созерцаем, но не с идеей исцеления кого-либо, не с идеей улучшения или обогащения чего-либо, а просто с идеей созерцания картины, как её создал Бог и как Бог видит её.