Снег падал густыми крупными хлопьями, кружась у окон и приземляясь на влажную траву. День становился все холоднее. Я подложила дров – слава богу, что их целая куча – и включила радиатор в комнате Айво на полную мощность. В доме все равно было холодно, но я знала, что такой маленький коттедж прогреется быстро. Огонь в камине затрещал, и я поднялась наверх, в маленькую ванную, приоткрыла дверь и поставила второй обогреватель, чтобы немного ее прогреть. Потом включила радио и принялась хлопотать по дому. Айво хихикал у меня на руках – я не осмелилась опустить его на пол из-за камина. Мы поставили переносную колыбельку, постелили постель и распаковали чемоданы. Айво был в превосходном настроении; видимо, все происходящее казалось ему большим приключением, и он распевал во весь голос. И когда через час с небольшим мы уселись у камина, уплетая консервированную фасоль с яичницей и хлебом, я вдруг почувствовала себя глупо, абсурдно счастливой. Я понимала, что это только самое начало, что мы только что въехали в ледяной коттедж в середине зимы, что у меня совсем мало денег, нет работы и нет никаких перспектив ее получить. Но все же, глядя на потрескивающий огонь, уютную маленькую комнатку и густой снегопад за окном в то время, как мы сидели в доме, в тепле, защищенные от непогоды, я подумала: неплохо, Рози. Для начала неплохо.
После нашего походного ужина я поднялась наверх, пессимистично проверила температуру воды и резко отдернула руку. Черт! Из крана лил кипяток. Вода текла тонкой струйкой, но стоило открыть холодный кран, как я быстро наполнила маленькую ванну для Айво. Торопясь, раздела его, чтобы он не успел замерзнуть, и опустила в воду. Он принялся радостно плескаться.
– Залезай! Залезай ко мне, мама! – Он брызгал в меня водой.
– Нет, Айво, еще рано. Я приму ванну попозже.
– Да! Залезай!
И правда, почему бы не залезть к нему? Он обожал принимать ванну со мной; к тому же не исключено, что позже горячая вода просто кончится. Я быстро разделась и залезла к нему; мы немного поплескались.
– Все, выходим, – твердо заявила я. – Давай, быстро, пока не замерзли.
Я оглянулась. Ага. Полотенца. Черт, неужели я забыла стащить у Гарри полотенца? Судя по всему, да. Вешено импровизируя, я нашла махровый халатик Айво и закутала его, а потом, капая на пол, побежала в ванную и схватила первое, что попалось под руку, – запасной пододеяльник. Сойдет. Завернувшись в тонкую хлопчатобумажную простыню и окончательно продрогнув, я сгребла в охапку Айво, пижаму и побежала к камину. По крайней мере, можно посидеть здесь и просохнуть, а через минуту возьму у него халат и вытрусь им как следует. Когда Айво высох, я расправила его пижаму и попыталась уговорить его надеть ее.
– Давай, Айво, быстро, засовывай ножки.
– Нет. – Он помотал головой. – Цыпленка хочу.
– Нет, милый, не сегодня; сегодня цыпленка не будет, мамочка замерзла. Давай же, одевайся.
– Нет! Хочу веселого цыпленка!
На самом деле он имел в виду «бредовый танец курицы»: идиотский танец с кудахтаньем, который я исполнила как-то от отчаяния, чтобы прекратить истерику во время купания. Правда, потом я благоразумно переименовала «бредовый танец курицы» в «веселого цыпленка», потому что Айво не выговаривал букву «р» и слово «бредовый» у него не очень-то получалось. Все-таки мы жили в доме с общей соседской стеной, а в Лондоне в таких домах стены – как бумага, и мне не очень хотелось, чтобы в дверь постучались сотрудники социальных служб и спросили, не страдаю ли я извращенным вожделением к домашней птице и не окажет ли это пагубное влияние на двухлетнего ребенка.
– Да, мамочка, да!
– Нет, Айво, пойдем. – Я дрожала от холода и с завистью смотрела на несколько квадратных дюймов его махрового халатика.
– Нет!
– О господи! – Я прокудахтала разок и похлопала крылышками под простыней. – Вот тебе.
– Нет! – Его глаза угрожающе наполнились слезами. Он понял, что его попытались надуть. – НЕЕЕТ! – заревел он.
Я уверена, что многим матерям не раз приходилось корчить дурацкие рожи, стоять на голове и даже раздавать сладости, чтобы ребенок не разорался. Я лично была готова на все; к тому же холод стоял жуткий, и в танце я хотя бы немного согрелась. Я сбросила простыню и вприсядку засеменила по комнате, сгибая локти – это я так хлопала крыльями – и громко кудахтая. Айво покатывался со смеху. И тут, кукарекая во всю глотку, с выпяченным задом и голой грудью, я вдруг что-то услышала. Я застыла; крылья зависли в воздухе. Черт, опять тот же звук! Я в ужасе нырнула под простыню. Точно, снаружи кто-то хрустел по снегу! Там кто-то был!
Затаив дыхание, я пристально вгляделась в черное окно, проклиная себя, что не догадалась задернуть занавески, напрягая зрение и слух. Через минуту прокралась по ковру в простыне и встала под окном. Выглянула. Никого. Одна темнота. Набравшись храбрости, я отодвинула щеколду и всего на миллиметр приоткрыла дверь. Сердце колотилось. Вокруг не было ничего, кроме густого слоя белого снега и черного звездного неба над головой. И никого, совсем никого. С огромным облегчением я собралась запереть дверь и тут, прямо у себя под ногами, увидела… обогреватель и каминную решетку. Я в ужасе ахнула и с треском захлопнула дверь. О боже, он наверняка меня видел! Совсем голую! И не просто голую, а в роли цыпленка! Наверное, заглянул в окно, увидел, как я хлопаю крыльями и кукарекаю, и подумал: проклятье, да она вконец обезумела, откладывает яйца, что ли? Пошел-ка я отсюда подальше. Бросил обогреватель и сделал ноги. И сейчас наверняка сидит у себя на кухне с большим стаканом виски в дрожащей руке и думает: какого черта я пустил эту чокнутую в свой коттедж? Я со стоном плюхнулась на стул и закрыла лицо руками.
Поздним вечером, когда Айво крепко уснул, я, устав от возни с уборкой, села с книгой в кресле у камина. Думаю, я задремала на первых же страницах, потому что буквально в следующий момент, как мне показалось, раздался оглушительный стук в дверь. Я вздрогнула и очнулась. Камин почти прогорел. Я взглянула на часы. Без пятнадцати два. Кого это черти принесли посреди ночи? Я подошла к двери, но в этот момент в окне появилось лицо. Я затаила дыхание и в ужасе отскочила. И тут увидела, что это был Джосс. Только вид у него был очень странный и очень бледный. Он постучал в окно. «Откройте!» – прошептал он одними губами. Я вытаращилась на него. В последний раз, когда он меня видел, я плясала по комнате совершенно обнаженная, и вот он снова явился сюда посреди ночи. Что ему нужно? И неужели это не может подождать до утра?
Я собралась с духом, потянулась и отодвинула задвижку наверху двери, но не успела я повернуть ручку, как Джосс сам толкнул дверь. Ввалился в комнату с непокрытой головой, весь в снегу, и вместе с ним в дом проник поток холодного воздуха. Он захлопнул за собой дверь. Повернулся ко мне лицом, и я отступила назад, инстинктивно вцепившись в горло свитера. Слава богу, я хоть спать не легла, а то бы стояла сейчас перед ним в пижаме.
– В чем дело? – прошептала я. – Что вам нужно?
– Сядьте, Рози, – сказал он каким-то странным, приглушенным голосом.
Мне стало страшно не на шутку, и я вспомнила слова Майкла о феодале и девственнице.
– Нет! – прохрипела я. И попятилась к кочерге. Хватит одного удара, одного сильного удара. Сердце бешено стучало.
– Рози, боюсь, у меня очень плохие новости. Ваша сестра хотела приехать, но не смогла добраться из-за снегопада.
– Что такое? – прошептала я. – Что произошло?
– Рози, мне очень жаль, что мне выпало сообщить вам дурную весть. Ваш муж умер.
Глава 10
– Мой муж?
– Мне так жаль, Рози.
– Нет, нет, что вы, не стоит. Это же невозможно, вы, наверное, ошиблись. Я его сегодня утром видела.
Он подвел меня к креслу у камина, и, помнится, я подумала: ну надо же, какая чудовищная ошибка! Разве можно такое говорить? А если бы я его любила?
Джосс усадил меня в кресло, а сам присел напротив. Лицо у него было совсем бледное.
– Судя по всему, удар случился в клубе. Его сразу же отвезли в больницу, и примерно в полночь он скончался. Они ничего не смогли поделать.