– О.
– Вот именно, о. Или продать особняк.
– А. – Я приободрилась.
– А. Да, такая перспектива тебе гораздо больше по душе, вижу. Но дело в том… – Он замялся.
– В чем?
– Можешь считать меня сентиментальным старым дураком, но я прожил в поместье всю свою жизнь, а до меня там жил мой отец. И я не хочу, чтобы особняк выставили на продажу, как только я сойду в могилу, понимаешь?
– Хмм, конечно. Понимаю.
– Я знаю, что, по-твоему, Стокли-Холл – это страшная древняя глыба крошащегося камня и гранита, да еще у черта на куличках. Но подобная незыблемость больше трогает мужскую душу, чем женскую. Как знать, может, Айво, когда вырастет, и полюбит это место.
– Да, возможно, вы правы. И что?
– И я решил, если ты не обидишься, конечно, основать трастовый фонд для Айво, пока он не достиг возраста, когда сам сможет принимать решения. Скажем, лет до двадцати пяти. Может, он согласится с тобой и посчитает, что Стокли-Холл – уродливый старый мавзолей. Что ж, тогда пусть продаст его и купит себе шикарный дом в Мэйфере и Феррари, бог ему в помощь. Но вдруг он решит оставить поместье? И будет жить там, заниматься стрельбой, охотиться, может даже вырастит детей. – Он замялся на минутку. – Я бы хотел, чтобы у него был выбор.
Я вгляделась в его лицо. На мгновение оно стало мягким, почти нежным. Я растрогалась. Это все, что у него осталось. Я сжала его руку.
– Я бы тоже этого хотела, Бертрам, и, по-моему, это чудесная мысль. Спасибо вам от Айво. И вы совершенно правы, я никогда не стала бы жить в Стокли-Холле и через несколько лет, возможно, решила бы и продать его. Кто знает, может, Айво никогда бы мне этого не простил.
– Хорошо. Значит, договорились. Я пока найду подходящих доверенных, позабочусь об уходе за поместьем и улажу все проблемы. – Он вздохнул и облокотился о спинку дивана. – Видишь, Рози, как забавно получается. Я был рад, когда Гарри на тебе женился: думал, ты хорошо на него повлияешь, даже представлял, что в один прекрасный день вы все приедете и будете жить в Стокли. Я бы занял старую комнату на чердаке, а может даже поселился бы в одном из коттеджей. Но этого никогда бы не произошло, правда? Ведь если бы он не умер, ты бы все равно ушла от него, да?
– Бертрам, когда-нибудь я вам все расскажу. Но не здесь. Не сейчас.
Он улыбнулся и похлопал меня по руке:
– Ты права. Сейчас не время и не место. – Скрестив руки на груди, он выпрямился. – Что ж, теперь обсудим другие вопросы. Как у тебя с деньгами? Он что-нибудь тебе оставил?
– Знаете, я не уверена. Завтра я встречаюсь с адвокатом Гарри, тогда и узнаю, как обстоят дела, но надеюсь, все будет в порядке. – (Вообще-то я не была так уверена. Адвокат Гарри, то есть Боффи, не сказал ничего путного о состоянии Гарри, но после похорон нехотя предложил мне «заглянуть на огонек».)
– Если будут проблемы, приходи ко мне. Не прошу старому идиоту, если он оставил тебя в полном дерьме. Он понятия не имел, как зарабатывать деньги и как их не упустить. Раз уж на то пошло, наш Гарри вообще плохо соображал, благослови Господь его душу, – угрюмо заметил Бертрам. И покосился на меня. – Не представляю, с какой стати ты вообще за него вышла. Из-за секса, наверное, а?
Я вздохнула.
– Ладно, ты права; сейчас не время и не место, я знаю. – Он выпятил губы и вздохнул. – Ну, раз разговора о сексе не будет, а с денежными вопросами и движимым имуществом мы разобрались, пора мне возвращаться в Йоркшир. – Он собрался встать, но диван был слишком мягкий. Я помогла ему, чем вызвала его немалую досаду.
– Как вы доберетесь до дома?
– Паркинсон на кухне. У него машина на улице. Как только он до отказу набьет живот сэндвичами с яйцом, мы уедем.
Я с улыбкой смотрела, как Бертрам заковылял за своим шофером, зычно кликнув: «Паркинсон!»: прямо как сцена из «Дживса и Вустера». Появился Паркинсон и покорно встал рядом, помогая Бертраму надеть пальто и шляпу в коридоре. Я поцеловала старую морщинистую щеку, и тут мне пришло в голову, что Бертрам приехал вовсе не для того, чтобы почтить память Гарри. Он приехал, чтобы разобраться с делами. Хитрый старик. Я спустилась с ним по дорожке к машине, поежилась от холода в тонком черном костюме и скрестила руки; Паркинсон открыл дверь, чтобы пропустить старика. Устроившись, он опустил стекло и высунулся наружу.
– Не забудь, дорогая, если возникнут финансовые проблемы, приезжай ко мне. Мне не хочется думать, что я оставил тебя без гроша.
– Обязательно, Бертрам, спасибо.
– Не ври, – фыркнул он, когда отъехала машина. – Ты скорее умрешь от голода на чердаке, чем придешь ко мне с протянутой рукой!
Я засмеялась и так и стояла на тротуаре, махая ему рукой, пока машина не скрылась из виду.
Позднее, когда все разошлись по домам, Майлз с Филли остались, чтобы помочь мне убраться. Утром мне надо было повидаться с Боффи и агентом по недвижимости, так что ночевала я в доме, отчасти пожалев, что не договорилась переночевать у Элис. Прибираясь на кухне, я с опаской огляделась вокруг. Теперь, когда Гарри здесь не было, все казалось каким-то странным. Филли вытирала со стола, я мыла бокалы. Тут она замерла на секунду с тряпкой в руке, а потом ни с того ни с сего заявила:
– Помнишь того парня, с которым ты разговаривала, когда мы приехали в коттедж?
– Какого именно?
– Вы стояли на улице, когда мы подъехали.
– Алекс Мунро?
– Именно. – Она сложила руки и просияла. – Черт, он такой симпатичный.
– Да, мне тоже так показалось.
– Он местный ветеринар, знаешь? – Она снова принялась оттирать стол. – Мы с Майлзом довольно хорошо его знаем, ведь у нас столько животных. Он всегда к нам заходит, пару раз даже приходил на ужин. У него была девушка несколько лет, очень милая, но они расстались. Я толком не знаю, почему, и теперь он абсолютно свободен. Самый завидный парень в округе, между прочим, а в нашей глуши это что-то да значит. У нас полно симпатичных молодых фермеров.
– Да что ты, – безразлично бросила я.
– Да. Майлз на днях был на вечеринке – я не смогла пойти, няню не нашла – и рассказывал, что у него просто челюсть отвисла, столько там блондиночек-охотниц за мужьями из Сайренсестера, загорелые, только что с горнолыжного курорта: облепили Алекса, как пираньи. Сама знаешь, как Майлз любит все приукрасить: по его словам, они чуть не визжали от восторга, припудривая носики и поправляя бархатные резинки. Но Милли Томас там тоже была и сказала, что ее младшая сестра – обалденная красотка, как Мишель Пфейффер, только брюнетка, – совсем потеряла голову, сидела и пускала слюни в бокал с белым вином, и теребила волосы, как нервная. В нем явно что-то есть.
– Неужели? Не могу поверить, что ты говоришь такие вещи, Филли.
– Я просто заметила, Рози. Не так уж это и важно, просто…
– Фил, ты вылитая мамочка! – Я швырнула губку в воду. – Я знаю, знаю, что ты просто как бы невзначай заметила, тихонько подкинула мне идею и ждешь, заглотну ли я наживку, хочешь посмотреть, интересно ли мне! И даже если бы мне было интересно, а это не так, кстати, учитывая, что я только что похоронила мужа, то знаешь что, Фил? Ты все испортила. Твое так называемое «невзначай», исполненные благих намерений намеки – на самом деле это называется козни и с самого начала портит впечатление.
– Не понимаю, почему.
– Потому что мне кажется, что за мной следят, вот почему. Не хочу, чтобы ты набирала мамочкин номер, как только вернешься домой из супермаркета, потому что увидела, как я «разговариваю с хорошим мужчиной» на главной улице. Не хочу, чтобы на меня давили, не хочу, чтобы меня заставляли, – больше этого не случится!
– Я не заставляла тебя выходить за Гарри! – горячо воскликнула она.
– Знаю, знаю, я сама вляпалась, но мне очень не хочется снова сесть в лужу. Не нужны мне полезные советы, ну уж нет; и никаких уютных ужинов при свечах на две пары. Прости, если я помешала твоим планам и таланту свахи, но я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Это не слишком неучтиво?