Народу было полно, как всегда: старушки в платках деловито набивали проволочные корзинки молоком и шоколадом. Я мысленно улыбнулась. В наши дни магазины открыты и по воскресеньям, и в праздники, но все, кто родился до I960 года, ведут себя так будто стоит дверям закрыться, и мир перевернется. У холодильника царила настоящая паника; женщины, очень похожие на Веру, выстроились тремя рядами, непрерывно болтая. Я терпеливо ждала, пока шеренга твидовых пальто разойдется и я тоже смогу взять несколько пакетов молока. Но когда я приблизилась, головы повернулись в мою сторону, и внезапно все женщины прекратили разговоры. Повисла зловещая тишина. Я обеспокоенно глянула через плечо. Что такое? В чем дело? Оглянувшись, я поняла, что все они на меня смотрят. Я залилась краской, ничего не понимая, и через секунду опять воцарилась обычная суета; только вот путь к холодильнику с молоком был открыт, потому что все женщины вдруг нашли себе другие занятия. Холодильник внезапно потерял для них всякую привлекательность. Я медленно взяла молоко, развернулась и зашагала к кассе. В магазине стало тихо. Да нет же, я, наверное, все придумываю: я-то тут при чем? Проходя мимо бакалейного отдела, я заметила старушку мисс Мартин, лучшую подругу Веры, которая склонилась над батончиками-мюсли.
– Доброе утро, – тихо произнесла я.
Ответа не последовало. Но я же говорила очень тихо, не так ли? Может, она не расслышала. С бьющимся сердцем я встала в конец очереди в кассу. Миссис Фэйрфакс улыбалась и болтала, упаковывая покупки за прилавком, и я немного расслабилась. Она же такая милая, она почти моя подруга, и обожает Айво. Как обычно, на кассе стояла коробка с товарами с истекшим сроком годности, которые продавались по дешевке. Подошла моя очередь, и я взяла шоколадку и пару старых рождественских открыток.
– Может, еще пригодятся! – весело прощебетала я, протягивая открытки миссис Фэйрфакс.
– Это уж точно, – мрачно буркнула она.
Все прекратили свои дела и уставились на меня. Миссис Фэйрфакс, видимо, решила унизить меня публично. Она принялась очень-очень медленно упаковывать мои покупки; нарочно долго пробивала четыре пакета молока, плитку шоколада, рождественские открытки. Так долго, что все присутствующие смогли увидеть, как я заливаюсь краской от кончиков пальцев ног до кончиков пальцев рук и кромки моей челки. Только когда я сгорела со стыда до углей, она меня отпустила.
– Два фунта одиннадцать пенсов. – Она протянула руку и дерзко взглянула мне в глаза. Куда девались ее ямочки и щечки-яблочки, непонятно.
Я протянула деньги и, собрав все чувство собственного достоинства, вышла из притихшего супермаркета, ощущая на себе взгляды дюжины горящих глаз. Когда я села в машину, руки у меня дрожали. Я повернула ключ зажигания и рванула с места на огромной скорости. В желудке все перевернулось; я зажала рот рукой. Боже мой, им все известно! Они все знают, и, более того, верят, что я виновна! Виновна. Меня как будто ударили по лбу раскаленным докрасна утюгом: я не успела даже заявить о своей невиновности! И это здесь, в деревне, которую я начала считать своим домом, среди людей, которых я якобы знала и считала своими друзьями! О боже!
Постепенно мне немного полегчало. Я немного успокоилась. И когда подняла голову, до меня дошло, что на самом деле, хоть я летела неизвестно куда не разбирая дороги, я знаю, где нахожусь. Это же улица, где живет Алекс! Я моргнула затуманившимися глазами. Да, а вон его крутой зеленый «мерседес», стоит у входа в коттедж в конце улицы. Странно, что он дома, а не в клинике… хотя… разумеется. Он же сегодня не работает. Я вдруг приободрилась. Мне захотелось увидеть его веселое лицо, захотелось, чтобы он обнял меня, улыбнулся, ни о чем не спрашивая, просто дружески поприветствовал меня. Да, разумеется, Алекс! Как же я сразу о нем не подумала? Я живо села и завела машину. Включила первую скорость и проехала пару сотен ярдов по улице по направлению к ряду красивых отремонтированных коттеджей, в которых жили рабочие. Позади, через сады, пробегал ручей. Я остановилась рядом с машиной Алекса.
Алекс жил в двух коттеджах, объединенных вместе: довольно впечатляющее зрелище. Они стояли поодаль от других, отделенные узкой аллеей, которую он уставил терракотовыми горшками и вазами с пряными травами и различными видами плюща. Да, здесь у него настоящая идиллия. Я подошла к дому и почувствовала себя лучше.
Я постучала в парадную дверь, выкрашенную в зеленый цвет, и подождала. Ничего. Подождав еще немного, я позвонила в звонок. Посмотрела на дом. Проклятье, наверное, он вышел ненадолго. Разочарованная, я сильнее нажала на звонок, просто так, чтобы выпустить пар. Через пару секунд подошла к панорамному окну, приставила руку козырьком и пригляделась. На столе в углу горела лампа; по полу разбросаны бумаги, стоит кофейная чашка, в камине горит огонь. Я нахмурилась. Если бы он ушел, разве не поставил бы каминную решетку? Я вернулась к двери и позвонила еще раз. Может, он в ванной или в туалете?
Наконец я оставила попытки достучаться. В разочаровании пошла было к машине, но, проходя мимо окна, вдруг заметила движение. Точно, он был там: согнувшись пополам, притаился под подоконником. Какого черта он там делал? Я постучала в окно.
– Алекс! Это я!
Он удивленно высунул голову:
– О! Привет! Подожди. – Через секунду дверь отворилась. – Извини, я уронил контактную линзу. Ты что, звонила?
– И давно! Ты не слышал?
– Оглох, наверное. Я музыку слушал.
– Не слышу никакой музыки.
– Я ее выключил, когда пошел открывать.
– Понятно. – Я улыбнулась. Он тоже улыбнулся. Но, видимо, никак не решался пригласить меня войти и намертво застыл в дверном проеме.
– Я… просто хотела проверить, как у тебя дела, – живо проговорила я.
– У меня? О! Отлично! Все отлично!
– Тебя давно не было видно.
– Вообще-то, Рози, я был ужасно занят; просто кошмар, не продохнуть.
– Правда? На Новый год?
– Да. Животные не перестают болеть в праздники, знаешь.
– Да, наверное.
Наступила тишина. Что ж, он наверняка очень, очень занят, иначе бы пригласил меня войти. Я заколебалась. Стоит ли выплескивать всю правду об убийстве и допросе прямо так, с порога?
– Значит, – бодро проговорила я, – увидимся в следующую субботу.
– В субботу?
– Мы же идем в кино. Помнишь, ты пригласил меня в клинике? Когда пропустил нас без очереди.
Он ударил ладонью по лбу:
– В субботу! Боже, у меня совсем вылетело из головы! Извини, Рози, я не смогу.
– Как же?
– Не смогу, приезжает моя… сестра.
– Правда? А я и не знала, что у тебя есть сестра.
– Да, она… уезжала.
– Неужели? Куда?
– В Перу, – не сразу ответил он, отчаянно закивав головой. Потом смущенно почесал затылок. – Мне никак не выкрутиться, прости, мы так давно с ней не виделись. Мне жаль.
Он вытаращился на меня.
– Ничего. Значит, как-нибудь в другой раз?
– Да, конечно! Обязательно. Послушай, Рози, я бы с радостью постоял и поболтал с тобой, но у меня там бекон жарится. Хочешь, я тебе позвоню?
– Ммм, да, конечно, мне все равно пора. Куча дел. Пока! – Я наклонилась, чтобы чмокнуть его в щеку, но почему-то наткнулась на ухо.
– Ты отшатнулся! – засмеялась я.
– Правда? Извини. Ну ладно, пока, скоро увидимся!
И с этими словами он хлопнул дверью, закрыв ее у меня перед носом.
Я села в машину и медленно отъехала. Неужели это тот самый мужчина, который совсем недавно сгорал от желания ко мне? Который практически поселился у меня на кухне, звонил беспрерывно, опрокидывал меня на диван, заводил в уголок, молил поддаться его пламенной страсти и сходил с ума от влечения? Самое забавное, думала я, колеся по дороге, что я даже не помнила, носит ли он контактные линзы или очки. Но как бы то ни было… несомненно… Он от меня прятался! Он прекрасно меня видел – увидел в тот самый момент, как я прошла мимо окна гостиной, и нырнул под подоконник в поисках укрытия. Он слышал, как я звоню в дверь, снова и снова, и надеялся, что я уйду. Он не хотел встречаться со мной, потому что… знал. Сплетни уже достигли его живописного уголка в лесу, и он обнаружил, что у меня есть неприятная маленькая привычка травить мужей. Поэтому и решил не ввязываться. Решил, что я стану обузой, и не захотел иметь со мной ничего общего. Как знать, что, если я подмешаю ему в какао какую-нибудь гадость? Он верил, что я убила Гарри. Все они верили, что я его убила.