Андрей понимающе покачал головой. Дерьмовый орегонский бренди обжег ему горло, и он подумал, что местный самогон, пожалуй все же лучше этого «импортного» пойла. За годы войны он настолько привык пить спирт, который, конечно же, выгодно отличался от пусть фабричного, но дешевого фуфла, что сейчас морщился, кривился и смеялся над самим собой.
– Нацеди-ка мне лучше своего, – попросил он бармена. – Сладенького, с травкой.
– Твои девушки, – вдруг произнес Адаме, – кто как... Инга вышла замуж за сержанта с военной базы и год как улетела, Тея исчезла в первый же год – тут, знаешь, такое творилось... а Делия... она, в общем, сына твоего родила.
– Ч-что? – вскинулся Андрей. – Какого сына?
– Ну от кого она могла родить через полгода после того, как тебя забрали? От меня, что ли? Да и видел я парнишку – ну вылитая папкина морда.
– И где он?!
Адаме сглотнул и беспомощно посмотрел на Маркеласа. Тот недовольно хмыкнул, скосил глаза в сторону – мол, ну на кой же ты, хрен старый...
– Басюк их обоих... баловался, гад.
Огоновский выпил полный стакан самогона, аккуратно поставил его на стойку и громко щелкнул пальцами. Он не знал своего сына. Он никогда не видел его лица, он вообще никогда еще не был отцом. Он даже плохо помнил лицо Делии, совсем юной девчушки, которая оказалась в его доме буквально за год до войны.
Но его сын был мертв.
Он знал: отчаяние придет потом...
– Ну, Басюк свое получит, – туманно пробормотал Маркелас, все еще косясь на притихшего лорда Адамса.
– Мальчишки подрастают, – с неестественной живостью заговорил тот. – Скоро и в шахты пойдут, а там, думаю, жизнь наладится. Иначе и быть ведь не может, э?
– Каждый второй, – вдруг произнес Андрей, берясь за новый стакан. – На Оксдэме – каждый второй, это я помню. Давайте помянем, что ли...
Ближе к вечеру, хмельной, но не чувствующий себя пьяным, он вывалился из «Тумана», всадил ключ в замок зажигания и некоторое время сидел, глядя на ожившую перед ним панель приборов. Браться за руль почему-то не хотелось. Андрей протянул руку, включил аудиосистему и долго думал, что именно ему вы брать. В памяти дорогого аппарата было очень много музыки...
Наконец машина тронулась. Сам не зная почему, он поехал домой не напрямик, а по кругу, через несколько шахтерских поселков, лежавших чуть выше долины. Он проехал мимо того места, где стоял его дом – теперь там мертво скалился высаженными окнами типично армейский куб оперцентра учебного лагеря. Дома не было. Не было ничего, что могло бы напомнить ему о проведенных здесь годах, даже болотце, через которое был когда-то переброшен ветхий деревянный мостик, военные строители безжалостно осушили, чтобы оно не мешало господам офицерам, имевшим особое пристрастие к падению пьяным рылом в грязь.
Дорога полого шла вверх. Змеиный лог остался позади, среди редких кривых деревьев уже виднелись блестящие крыши шахтерских усадеб. Андрей снял ногу с педали газа и поймал себя на мысли о том, что сейчас, именно сейчас он наконец-то стал для Оксдэма своим. Он вернулся с войны. Здесь лежит его сын, которого он так никогда и не увидел, здесь живут люди, которых он лечил и будет лечить дальше. Это – его мир, его земля; он пришел сюда навсегда.
На въезде в селение он увидел нескольких свиней, которых пас тощий мальчишка в перешитом комбинезоне. Увидев машину Андрея, паренек опасливо втянул голову в плечи – Огоновский приветливо помахал ему рукой и попытался вспомнить лица тех, кто жил здесь раньше.
Одно из таких лиц попалось ему буквально через минуту. Возле старого грузовичка курили двое мужчин, на высоком красовался десантный офицерский комбез со споротыми знаками различия. Андрей притормозил и высунулся из машины:
– Привет, Блэз! Навоевался, старик?
– О господи, док!
Нелепо вытянувшись, Блэз отмахнул честь и тотчас же полез в карман за флягой.
– Лейтенантом пришел? – спросил Андрей, с улыбкой разглядывая открытое лицо шахтера, украшенное большим рваным шрамом на щеке.
– Так точно, ваша милость! – хохотнул Блэз.
– Ну, хорошо хоть пришел. А вот друга твоего не помню... кто таков?
– Да и помнить не можете. Я его с собой притащил – мы с ним всю войну в одном взводе. Только я потом командиром своего, а он – взвода разведки... было дело.
– Хэнкок, – представился молодой мужчина, – Стив Хэнкок. Я с Бифорта, мелкопоместный, так сказать... земли на всех не хватает, я и возвращаться не захотел.
– Полковник Огоновский, медслужба Флота, – чуточку пьяно ответил Андрей. – Здешний врач, так сказать. Как дела, бойцы? Как перспектива?
– У нас-то куда ни шло, – вздохнул Блэз. – Стив помогает, работы валом, так что внакладе не будем. А вот у других... ой, мама ж ты моя...
Шахтер опустил голову, передернул плечами, и Андрей с удивлением увидел, что Хэнкок ласково треплет его по шее, пытаясь успокоить.
– У него с нервами, – тихо объяснил он, поймав удивленный взгляд Огоновского. – Рана... а вообще, тут действительно такое... у кого фермы, те еще как-то, женщины друг другу помогают, да и мы пытаемся. А вот у кого шахты, да еще и сыновья не пришли, тем хоть погибай.