Сожитель
Дима привычно шагал по длинному коридору офисного здания. Стоматологические кабинеты, какие-то конторы недвижимости и юридических услуг, косметика. Наконец, впереди показалась знакомая вывеска службы психологической помощи, и он поудобнее подхватил тугую папочку и блокнот с ручкой. Сегодня важный день, ему наконец дали Медиума. Это означает повышение по службе, новые привилегии и большую ответственность.
— Не переживайте, это хорошая организация и уже давно занимается подобными случаями, — из-за приоткрытой двери в приёмную послышались голоса. — Конечно, печально, что вы так поздно обратились сюда, но я надеюсь, что там смогут ему помочь в полной мере.
— Мы очень на это надеемся, потому что перепробовали уже все методы, а толку нет никакого!
Дмитрий толкнул дверь и шагнул в приёмную. На него тут же обернулись двое. Женщина с печальным лицом и мужчина с орлиным носом и жидкими волосами, собранными в хвост на затылке, сидели напротив психолога, и, даже не обладая хорошим зрением в маске, Дима прекрасно разглядел в глазах последнюю надежду. Мужчина тут же поднялся, но Дима жестом указал ему обратно и прошёл к дивану, на котором они и расположились. В кресле напротив сидела миловидная женщина-психолог, которая и вызвала его сюда. Она работала в этом отделе уже давно и с первого взгляда распознавала «сложные» случаи. Психолог пожала протянутую руку и встала с кресла.
— Думаю, что вам будет лучше поговорить без меня. Андрей Александрович, Ирина Всевлодовна, это Дмитрий Олегович, он возьмётся за вашего сына, — она кивнула Диме и вышла из приёмной в смежный кабинет, закрыв дверь. Дима аккуратно, неторопливо снял пальто, повесил его на вешалку и присел в кресло, укладывая папку и блокнот себе на коленки.
— Итак, расскажите, когда это началось, — Ирина Всеволодовна вздрогнула от этого вопроса, но, похоже, именно она была действительно в состоянии говорить об этом. Мужчина же устало подпёр голову рукой и нахмурился, глядя куда-то в пол.
— Мне кажется, что Влад всегда таким был. Даже когда лежал в манежике, он видел и слышал всё это. Потом он начал уже себя странно вести. Он пытался разговаривать с чем-то невидимым, хватал нас с мужем за руки на улице и указывал пальцем в пустоту, словно хотел нам что-то показать. Мы сначала подумали, что это нечто вроде воображаемых друзей, отвели к психологу. Он был первым в этой череде врачей и сказал, чтобы мы отдали ребёнка в кружок по интересам и всегда выслушивали его рассказы, каким бы бредом они ни казались. Мы отвели Влада в художественную школу, он делал уроки, учился прилежно, но сыну было тяжело читать, врачи сказали, что это дислексия, и ему всю жизнь будет трудно даже нормально разговаривать. Все эти его попытки указать нам на что-то или говорить с этим постепенно сошли на нет, и нам казалось, что уже всё позади. Но это было начало. В детстве Влад как-то относился к этому восторженно или пугливо, эмоционально, как обычный ребёнок. С возрастом он стал глядеть на всё это куда более серьёзно. В абсолютно свободных местах он мог начать лавировать, словно пробирается сквозь толпу, обходил на улице только ему видимые преграды… — мать прерывисто вздохнула, засунула руку в сумочку и вытащила оттуда маленький альбом в твёрдом переплёте. — А потом мы нашли блокнот. Он был полностью изрисован неведомыми тварями, которых я никогда даже в кино не видела. Растения, какие-то человекоподобные монстры, какие-то ужасы, похожие на пришельцев. И я спросила его, зачем он рисует этих страшилок. Влад ответил, что просто срисовывает с натуры, и спросил, почему я их не вижу вокруг себя, а он видит. Почему он видит и слышит то, чего никто больше не может разглядеть.
— И вы отвели его к психотерапевту? — Дима прекрасно знал, как на такие слова реагируют люди неподготовленные. От этого вопроса Ирина Всеволодовна опять вздрогнула и, закусив губу, кивнула.
— А что оставалось делать? Я думала, может, стоит выписать какие-то таблетки, чтобы это как-то не так на Владика влияло… Но ничего хорошего это не принесло. Мы ходили от врача к врачу, пробовали разные схемы, но становилось только хуже. У сына мгновенно проявлялись побочки, а улучшения его собственного состояния не было.
— И, конечно, всё это время он знал, что вы считаете его сумасшедшим, — Дима спокойно принял на себя два гневных взгляда и пожал плечами. — Что помешало вам отказаться от этой затеи и просто поводить его к психологу?
— Страх. Знаете, страшно находиться с ним в квартире, да и просто все эти монстры… Я не представляю, как можно жить, видя всё это. Конечно, мы просили его об этом не говорить на людях, а что нам было делать? — Ирина Всеволодовна вытащила из кармана платок и промокнула уголки глаз. — Мы понимаем, что это наш сын, и мы его любим, но мы не хотели, чтобы он прилюдно что-нибудь учудил. Скорее всего, он и сам осознавал, что-то, что с ним происходит, далеко не нормально…