На мгновение демон завис среди кружащихся осколков льда, широко раскинув руки, походившие на крылья на черном тле, его одеяния развевались подобно порванным парусам. Толпа градканцев и балтов в ужасе отшатнулась, словно пшеница, которую гнет к земле ветер.
А затем он обрушился на них. От удара люди разлетелись во все стороны. Щиты, спешно поднятые в последний момент, развалились на части. Клинки раскололись. Луки треснули. Руки сломались.
Демон заревел. Он приземлился на корточки, и под его ногами остались лежать, по крайней мере, два человека. Демон поднялся, встав в боевую стойку. Он резко развернул свое огромное тело, вложив всю силу широких плеч в удар секирой. Ее смертоносное лезвие разом рассекло трех человек. В воздух брызнула черная в тусклом свете артериальная кровь, и ее капли оросили снег. Воины заорали. Градканцы, балты – все вопили.
Демон вклинился в толпу врагов, с одинаковой легкостью круша дерево и кость. Клинки, казалось, не брали его, словно демона отковали из железа. Острия мечей ломались, отскакивая от него, рукояти секир трескались. В демона вонзилась пара чернооперенных стрел, но он будто и не заметил их, и уж тем более они не смогли его замедлить.
Демон вновь взревел. То был звериный рев, глубокое и раскатистое утробное рычание леопарда. Этот звук пробирал до самого нутра. Он затмил громогласный вой шторма, заглушил ярый звон стали, крики и шелест снегопада. Он пронзал словно смертоносный клинок. Фит ощущал его всем своим телом. Рев, что был холоднее льда и хуже страха, заставил трепетать его сердце.
Он смотрел, как перед ним разворачивается настоящая бойня.
Огромный демон набросился на толпу убийц. Он разбрасывал их в стороны и опрокидывал на заснеженную гальку. Они кинулись на него гурьбой, словно псы на медведя, пытаясь задавить количеством, не дать ему еще раз замахнуться секирой, окружить и повалить наземь. Они боялись его, но еще больше они боялись оставлять его живым.
Но все их усилия пропали втуне. Казалось, градканцы и балты были всего лишь набитыми сушеной травой тряпичными куклами, пустыми сосудами. Демон крушил и сбивал их с ног. От каждого его взмаха разлетались люди. Воины падали под каждым его новым ударом. Они поскальзывались, летели на землю со сломанными конечностями; вот в сторону полетел ботинок, а вслед за ним – обломки щита. Люди разлетались в стороны, катились по укрытому снегом пляжу и замертво останавливались чуть поодаль. Под взмахами секиры демона они падали словно подкошенные или, того хуже, рассеченные напополам, из их тел фонтанами хлестала кровь, орошая багрянцем кольчужные кольца, которые со звяканьем, словно монеты, катились по всему берегу. Иногда куски их тел перелетали через демона.
Их тела усеивали берег. В большинстве случаев они были рассечены на куски. Некоторые лежали, свернувшись калачиком, как будто просто спали. Иные валялись в безвольных, обмякших позах, которые живым вовек не повторить. От рассеченных тел валил пар. Части тел некоторых людей разлетелись во все стороны от безостановочных взмахов секиры. Маслянисто-красная кровь, насыщенного блестящего оттенка, цвета мяса, текла и просачивалась между покрытыми снегом черными камнями, или же остывала среди гальки, становясь ржаво-коричневой или тускло-пурпурной.
Огромная секира демона была двуручной с отлично сбалансированным топорищем. Рукоять и лезвие покрывали запутанные извивающиеся узоры и выгравированные символы. Казалось, она пела. Фит слышал ее. Секира гудела и урчала, словно ее смертоносная кромка радовалась растущему количеству оборванных нитей. С нее слетали алые брызги, как будто оружие смахивало со своих губ кровь.
Ее ничто не могло остановить. Она пробивала любой щит, не важно, был ли он из дубленой кожи, дерева либо кованой меди. Она проходила сквозь броню, толстые пластины, железные чешуйки и кольчуги. Она с одинаковой легкостью рассекала древки копий, топорища добрых секир и лезвия мечей, которые передавались из поколения в поколение. Она пробивала мясо, мышцы и кости.
Люди не были для нее препоной. Фит видел, как несколько человек продолжали стоять на ногах после того, как секира снесла им головы с плеч. Их изувеченные тела продолжали стоять еще какое-то время, слегка покачиваясь от хлещущей из шей крови. А затем они падали, обмякшие и безвольные, подобно сорванным покровам.
Резники были готовы сломаться. Демон обрубил столько нитей и оставил столько бездыханных тел воинов на окропленном кровью пляже, что их решимость стала таять, подобно льду по весне. Шторм уже ярился над островком, заключив берег и утес в свои вопящие объятия. Казалось, будто ветер заострили на точильном камне. Воздух потемнел от непрекращающегося снегопада. Там, где сводящий с ума снег ложился на камни пляжа, он смывал кровь и превращал мертвецов в распухшие побелевшие создания, выглядевших так, будто они пробыли под водой не меньше месяца.
Годи Хунура направляло пламя. В его крови полыхал огонь. Он увидел, что будущему грозила опасность от дурной звезды, и поэтому начал резню, дабы погубить ее. И теперь, когда зло явилось, он был полон решимость изгнать его.
Он забрался на возвышающиеся над пляжем скалы и завопил в сторону последних драккаров балтов, из которых еще не выгрузились воины. Те в свою очередь достали луки, и в штормовом сумраке Фит заметил отблеск горящего жира.
Лучники готовились использовать зажигательные стрелы – они были длиннее обычных, с простыми железными наконечниками и обвязанными позади них мотками промасленной ткани. Тряпки занялись сразу, как только их поднесли к огню. В раздираемое молниями небо вырвались горящие стрелы.
Другие воины раскручивали на кожаных веревках бутыли, которые затем по инерции уносились вдаль. Они были наполнены воспламеняющейся жидкостью. Как только бутыли разбивались на пляже, их содержимое разлеталось во все стороны. Горящие стрелы быстро подожгли все увеличивающиеся лужи.
Яркое пламя вырвалось с мощным звуком, напомнившим тот, с которым ветер бьет в паруса. По пляжу начала шириться стена огня, которую к тому же подпитывали пылающие стрелы. Огонь был до боли ярким, горяче-зеленого цвета. Всего за пару секунд демон и окружившая его толпа резников исчезли в пламени.
Крики горящих людей не похожи на вопли раненых или сбитых с ног. Они пронзительны и наполнены безумием. Охваченные пламенем, от которого невозможно было скрыться или стряхнуть с себя, воины отхлынули с поля боя, полной грудью вдыхая огонь. На шквальном ветру от них поднималось пламя и черный дым от плавящегося жира, делая их похожими на горящие хвосты падающих звезд.
Пылающие руки бессильно колотили по воздуху. Волосы и бороды полыхали. Огонь поджег рубахи, а те, в свою очередь, приварили кольца кольчуг к плоти. Люди ринулись к морю, но оно было покрыто толстой коркой льда, который не мог унять их мучений, и воины в отчаянии просто падали на него, сгорая с шипением тающего под ними снега. От них оставались тонкие черные фигурки в догорающей одежде, походившие на чучела, которые сжигали на зиму Хель. Они были словно трут, который потрескивал, шипел и искрился под падающим снегом, и сильный ветер раздувал их, словно домашний очаг, пока они не загорелись белым ярким светом.
Демон шел сквозь пламя. Его укрывал налет гари, походившей на угольную пыль. Его меха и грубо сотканная мантия, казалось, обрели собственную жизнь благодаря небольшим синеватым огонькам. Глаза на покрытом копотью лице походили на полированные лунные камни. Он вновь взревел, и в этот раз звук походил на громогласный рев вышедшего на охоту кота. Но не только глаза сверкали диким белым цветом на почерневшем лице. Его зубы также блестели: длинные клыки костяного цвета, которые не уместились бы во рту ни у одного человека.
Демон погрузил секиру в лед на пляже так, что ее рукоять, словно перст, указывала в небеса. В него попало еще две горящие стрелы. Одну он вырвал из мантии, и пламя принялось лизать его пальцы.