Это увлечение также не возникло само собой.
Еще одной причиной, по которой я находился на сверхорбитальной платформе, был визит в биомеханическую клинику. Некий инстинкт, или внушенный инстинкт, подсказывал мне, что на Фенрисе я вряд ли смогу делать заметки или составлять письменные записи. Поэтому мне пришлось перенести операцию по замене правого глаза на аугметическую копию, служившую также оптическим записывающим устройством. Мой настоящий глаз, изъятый хирургическим путем, хранился в клинике в стазисной камере, готовый к обратной пересадке после моего возвращения.
Иногда мне интересно, какие он видит сны.
В моем повторяющемся сне я просыпаюсь в своей комнате, когда объявляется пятый час. Это день операции. Я стар, старше себя нынешнего во всех отношениях, кроме возраста. Мое тело устало. Я поднимаюсь, ковыляю к окну и нажимаю на кнопку, чтобы открыть ставни. Они поднимаются с низким гулом, и в комнату затекает золотистый свет. Я выглядываю в окно, и передо мной открывается потрясающее зрелище. Я делал так каждое утро, ибо каждый раз мог стать последней возможностью увидеть зрелище столь потрясающей красоты своими глазами. Своими настоящими глазами.
В ту последнюю ночь перед Просперо во сне появились новые детали. Не думаю, что в него намеренно внесли новые элементы, просто я видел его уже столько раз, что начал подмечать новые, ранее незамеченные вещи.
Через приоткрытые дверцы стенного шкафа я заметил стоявшую на сундучке деревянную лошадку. Из соседней комнаты доносится игра на клавире. Пахнет свежим яблочным соком. В углу полки в небольшом красивом футляре красовалась Награда Даумарл рядом с осетийской молитвенной коробочкой. На маленьком столике у окна лежала открытая регицидная доска. Судя по фигурам, до конца игры оставалось три-четыре хода.
Я подошел к окну, ожидая увидеть отражение стоящего позади меня человека. Ждал, когда меня охватит ужас.
Ждал, чтобы спросить «как ты можешь быть здесь?»
Я обернулся, надеясь, что лицо станет еще одной деталью, которую смогу увидеть. Все, что я заметил, прежде чем проснуться, были глаза. Это были глаза без лица, и они пылали, словно символы-обереги.
Мы ждали сопротивления. Конечно же, ожидали. Несмотря на всю уверенность и чувство превосходства, несмотря на всю нашу ужасающую мощь, мы и не рассчитывали, что нам не окажут сопротивление. Пусть никто не говорит, что Тысяча Сынов Просперо не были великими воинами. Они были астартес! Одно это ставит их на совершенно иной уровень. Во время Великого крестового похода мы почитали их за братьев по оружию, теперь же уважали их как смертоносных врагов. Даже без колдовства к ним не стоило относиться пренебрежительно.
Более того, Просперо был их родным миром. Легион всегда сильнее на своей земле. Дома-крепости восемнадцати легионов Всеотца считаются наиболее крупными и неприступными в новом Империуме.
Когда карательный флот приблизился к Просперо, подобно мигрирующей стае гроссгвалуров, стало очевидным, что планетарная оборона не активирована. Сеть укреплений была отключена от внешней орбиты и до самой поверхности. Отдельные города были экранированы, но это была стандартная процедура, а не ответ на грядущую угрозу. Огромный поток гражданских кораблей все время шел от планеты к границам системы.
Некоторые из спасающихся судов были взяты на абордаж. Их команды и пассажиры были задержаны и допрошены руническими жрецами, чтобы собрать всю возможную полезную информацию. Позже я узнал, что на одном из кораблей, «Киприи Селен», находились имперские летописцы, приписанные к Пятнадцатому легиону. Как мне сказали, среди них был старик, прозванный Писцом Магнуса.
Мне очень хотелось бы с ними пообщаться, выслушать их сказания, услышать голос другой стороны. Но такой возможности мне не представилось. Я узнал о них уже после того, как все закончилось, и их судьбы мне не известны.
По мнению Двух Клинков, Алый Король решил сдаться. Магнус Красный не заявил об этом открыто, но поняв ошибочность своих действий и позор, который навлек на Пятнадцатый легион, он выслал всех невиновных и отключил оборонительные системы, дабы смиренно принять свою судьбу подобно тому, как виновный человек подставляет шею под топор палача. Если это правда, то она свидетельствовала о муках совести и раскаянии Магнуса. Два Клинка считал, что все завершится через пару часов.
Но Огвай развеял его чаяния. Ярл рассудительно напомнил нам, что до этой участи Просперо и Алого Короля довело колдовство. Вполне возможно, Магнус, как никто другой, был готов к обороне, ибо малефик ни один из наших сенсоров обнаружить не мог.
Мы ждали. Вид планеты в высоком разрешении полностью заполнял собой все экраны. При орбитальных маневрах мы стали ощущать небольшие изменения гравитации.
Час спустя свет на посадочной палубе начал мерцать в промежутках по несколько секунд.
— Что происходит? – спросил я Эску Разбитую Губу.
— Орудийные батареи черпают энергию, — ответил он. – Мы начали орбитальную бомбардировку.
Когда пришло время высадки, думаю, я дремал или, скорее, грезил. Я думал про общину, в которой вырос, про крытые куполами поля на пустынных нагорьях, про длинную комнату, обучающие столы в пристройке библиотеки, вечерние истории о волках, чтобы мы далеко не забегали.
Богобой растолкал меня.
— Мы готовы, — произнес он.
Под грохот барабанов мы сели в «Грозовую птицу». Как скальд, я мог идти куда пожелаю и занять любое противоперегрузочное кресло, но все же выбрал запасное у кабины пилота, а не одно из отмеченных порядковым номером. Мне не хотелось оскорблять братьев, вклиниваясь среди них.
Фиксирующие клети опустились с шипеньем пневматики. Мы проверили ремни. Трэллы и сервиторы установили тяжелое вооружение на полки над головами или же прикрепили к магнитным лентам, после чего торопливо выбежали, когда рампа начала подниматься. Корабль задребезжал от нарастающей ярости двигателей, и их вой почти заглушал переговоры по воксу между пилотами, наземными командами и палубными диспетчерами.
Затем свет в отсеке стал красным, будто свежая кровь, сирены возопили, как карниксы, гидравлические засовы открылись, подобно молниевым камням, и от перегрузки нас вдавило в кресла, словно от удара молота.
Одна за другой «Грозовые птицы» вырывались из «Нидхёгга», будто трассирующие снаряды из обоймы. Вокруг нас другие корабли выпускали подобный груз. Я взглянул на Богобоя.
— Сегодня мы все дурные звезды, — сказал я.
Огонь в очаге еще горит. Блюда ваши ломятся от мяса, из чаш выплескивается мёд, а сказанию еще далеко до конца.
Итак, на Просперо много великих лет назад мы сражались с предавшим Пятнадцатым легионом. Тяжелый бой. Тяжелейший из всех. Самый жестокий в истории Влка Фенрика. Огненные бури, пылающий воздух, кристаллические города, в стеклах которых отражалось пламя, и где ждали нас воины Тысячи Сынов. Всякий, кто был там, помнит это. Никто из тех, кто был там, вовек не забудет это.
Мы спускались сквозь бушующее пламя, пронеслись мимо горящих платформ орбитальной защиты, огромных сооружений, выведенных из строя прежде, чем они успели сделать хотя бы выстрел. Догорая и разваливаясь на части, они улетали вдаль, оставляя за собой обломки и облака выплескивающегося из реакторов топлива.
Мир под нами также горел. Бомбардировка флота залила Просперо огнем и воспламенила атмосферу. Клубы сажи и обломки, словно от урагана, разносились на тысячи лиг[161]. Колоссальные плазменные лучи изжарили всю животную и растительную жизнь, а также обратили моря в пышущие жаром чаши, источающие пар и отравленный газ. Массированный обстрел из лазерных орудий испарил реки и растопил снежные шапки. Падали, словно буран в зиму Хель, кинетические снаряды и гравитационные бомбы, вздымая новые леса из яркого жидкого пламени, которые росли и ширились, а затем в мгновение ока опадали и гасли. Косяки управляемых ракет, словно рыбы, бегущие от сетей, перемешивали земную твердь с небесной гладью, обращая воздух в яд. Магматические и ядерные боеголовки, будто молоты богов, изменяли рельеф. Горы срывались, равнины раскалывались, долины обращались в новые кряжи из обломков. Кора Просперо исходила трещинами. Мы видели ширящиеся, пламенеющие следы нанесенных планете смертельных ран, рвущуюся снизу геенну огненную, разламывающую целые континенты. То было великое таинство войны. Жар и свет, энергия и расщепление превращали воду в пар, камень в пыль, песок в стекло, кость в газ. Всюду в небеса возносились вращающиеся грибовидные облака, высотою с наш Этт на Фенрисе.