Он старался вслушаться в долгое бормотание людей, но никак не мог сосредоточиться. Ему казалось, что стоит напрячься, и в этом непрерывном журчании он услышит все тайны и узнает все сказания с самого первого до самого последнего.
Порой сновидения поднимали вышнеземца и уносили его за пределы пещеры. Они возносили его на какой-то наблюдательный пункт, где над головой были только звезды, рассыпанные по синему бархату неба, а внизу освещенные солнцем земли, лоскутное одеяло миров, соединенных в единое целое, всех вселенных мироздания, словно нанесенных на мозаичную доску для большой игры. И на этой доске для него разыгрывались эпические сцены. Народы и империи, убеждения и расы, поднимающиеся, приходящие в упадок, воюющие и заключающие союзы. Он наблюдал за объединениями, истреблениями, реформациями, аннексиями, вторжениями и прогрессом. Все это он видел со своей высоты, с сиденья настолько ненадежного, что порой из страха упасть изо всех сил сжимал золотые подлокотники трона.
Иногда сновидения уводили его внутрь его собственного тела, в кровь, где на молекулярном уровне он наблюдал вселенную своего организма, словно разложенного на атомы, и перед ним до последнего завитка ДНК разворачивалась его сущность. Он ощущал, что его разбирают на части, как старые часы, и все части до малейшего органа подвергаются ремонту. Он чувствовал себя подопытным животным с распоротым животом, из которого, словно детали из часового механизма, поочередно вынимают все органы. Он чувствовал себя насекомым, наколотым на булавку и разложенным на стекле для дальнейшего изучения.
Когда сновидения возвращали его обратно в пещеру к бормочущим у костра териантропным[20] теням, он зачастую чувствовал себя так, как будто его собрали в другом порядке. Если сравнивать со старыми часами, то его ходовой механизм был открыт и настроен заново, а некоторые части почищены, или модифицированы, или заменены. А потом заводную пружину, регулятор хода, зубчатую передачу и маятник и все крошечные рычаги и оси собрали в единый механизм, но в какой-то новой последовательности, а потом завинтили крышку, чтобы никто не мог увидеть произведенных в нем изменений.
Возвращаясь в пещеру, он размышлял о самой пещере. Теплая, безопасная, скрытая глубоко в толще черной горы, недоступная для бури. Но для чего его сюда принесли? Ради его собственной безопасности? Или его будут держать здесь только до тех пор, пока люди-тени у костра не проголодаются?
Но самыми странными и довольно редкими были сны о наиболее холодной и удаленной части пещеры, где с ним говорил голос.
Здесь темноту рассеивало холодное голубоватое свечение. Воздух пах стерильностью, словно скалы в сухом полярном высокогорье, где для образования льда слишком мало воды. Не было ни ласкового тепла костра, ни дружеского бормотания голосов, ни запаха горящей смолы. Конечности вышнеземца наливались тяжестью, словно он наглотался льда или вместо крови в венах потек холодный металл. Даже мысли становились медлительными и неповоротливыми. Он сопротивлялся этой арктической медлительности, опасаясь, что она затянет его в бессознательный сон и в смерть. Но самое большее, что ему удавалось, это слабая дрожь в отяжелевших членах.
— Лежи смирно!
Это были первые слова, произнесенные голосом. От неожиданности он замер.
— Лежи смирно! — повторил голос.
Голос был глубоким и безразличным, — шепот, в котором скрывалось могущество грома. Он даже не был похож на человеческий голос. Как будто звук смоделировали из протяжных блеющих нот старого сигнального рога. Каждый слог, каждый гласный звук казался каким-то низким вибрирующим шумом, только разной тональности.
— Лежи смирно. Прекрати дергаться и извиваться.
— Где я? — спросил вышнеземец.
— В темноте, — ответил голос.
Он звучал издалека, как сигнал бараньего рога с далекой скалы.
— Я не понимаю.
Некоторое время сохранялась тишина. Потом голос послышался снова, на этот раз прямо под правым ухом вышнеземца, словно говорящий обошел вокруг него.
— Тебе и не надо стараться понять темноту. Она не поддается пониманию. Она просто есть.
— Но что я здесь делаю?
Когда голос ответил, звук опять отдалился. Он превратился в рокот где-то впереди, словно в пустой пещере завывал ветер.
20
Териантропия (от