— Боже мой, сеньор! — возразил капитан жалким голосом, — поверьте мне, что я глубоко опечален тем, что произошло здесь. Я сознаю, что зашел несколько далеко, и, чтобы доказать вам, что я сознаю свою ошибку, я прошу сеньориту извинить меня за то, что произошло здесь, и позабыть мои слова так же, как я забываю ее слова.
Молодая девушка пожала плечами и с презрением отвернулась.
— Вот это лучше, — заметил охотник, — так как вы извинились, то мне нечего больше сказать.
— Да, повторяю, я так опечален этим… Но возвратимся, пожалуйста, к нашему прежнему разговору.
— Но о чем мы говорили? Эта ссора заставила меня окончательно потерять нить нашего разговора.
— Вы мне говорили, что если я буду продолжать этот путь, то не только не достигну Калифорнии, но попаду в Ванкувер. Уверены ли вы в этом?
— Бог мой! Уверен ли я? Но ведь я провел всю свою жизнь в этих проходах.
— Черт побери! Это очень неприятно для меня! Мне положительно нечего делать в Ванкувере, который совершенно заброшен всеми.
— В таком случае перемените направление, направьтесь в Калифорнию.
— Переменить путь! А!.. Сеньор, это легко сказать, но чтобы переменить дорогу, нужно знать ту, по которой нужно следовать, а после всего того, что вы мне сказали, я вынужден сознаться, что я окончательно потерялся.
— Так, но теряются оттого, что не привыкли к степям.
— Гм! И чаще, чем вы предполагаете. Посмотрим, сеньор, не согласитесь ли вы оказать мне услугу?
— Нужно знать какую.
— Черт побери, — проговорил капитан с горькой
улыбкой, — вы, кажется, не любите быть компрометированы, сеньор?
— Да, вы правы.
— Это очень благоразумно.
— Посмотрим — в чем же дело?
— Сперва позвольте мне задать вам один вопрос?
— Какой?
— Имеете ли вы какое-нибудь серьезное желание остаться в этой местности?
— Сперва я хотел, но теперь у меня только одно желание — уйти отсюда как можно скорей.
— В таком случае это великолепно.
— Как так?
— Да, мы пойдем вместе.
— Как это понять?
— Вы хотите оставить эту местность, я тоже, итак, мы уйдем вместе отсюда.
— А! Извините, это совсем другое дело.
— Почему же?
— По двум причинам: во-первых, потому, что я люблю путешествовать один, и, во-вторых, если я путешествую в обществе, то это только с людьми, которые мне нравятся.
— Хорошо — комплимент не особенно длинен, благодарю вас. Итак, я вам не нравлюсь?
— Я не говорю этого.
— Однако мне кажется…
— Вы меня плохо поняли или вы желаете меня плохо понимать, капитан Кильд.
— В таком случае лучше всего — объяснитесь. Охотник нагнулся вперед, облокотился на руки и пристально посмотрел на капитана.
— Дорогой сеньор, — начал он, — хотя я и мексиканец, но я очень часто посещал янки и хорошо усвоился с их вероломной пословицей: «Time is money» 1; вы меня, вероятно, понимаете?
— Отлично… продолжайте…
— Дружба дружбой, а дело делом — вы хорошо знаете, что я охотник и что теперь сезон охоты, то есть лучшее время моей торговли. Если мое ружье не будет делать промахов, то я могу получить большие проценты за это время — так как за каждого медведя, то есть за шкуру его, мне платят восемьдесят долларов. Если же я пойду провожать вас, то я потеряю самое благоприятное время и все свои доходы. Я говорю с вами откровенно, для того чтобы вы могли составить себе ясное понятие о том, что заставляет меня отказаться от вашего предложения. Вы, вероятно, поймете меня.
— Благодарю за откровенность, дорогой сеньор, и она мне нравится больше всех тех причин, которые вы бы могли представить мне, отказываясь от моего предложения, я рад видеть, что дело стоит только за деньгами.
— Позвольте, сеньор, есть еще другая причина — я не знаю, убедились ли вы, что я люблю свободу в своих действиях и не могу допустить никого судить их. Положим, что мы сойдемся в цене, и тогда нам нужно будет решить еще один вопрос особенной важности. Он заключается в следующем: я хочу, если я буду вашим проводником, чтобы никто не вмешивался в мои действия и исполнял и вообще следовал по той дороге, которую я только выберу, и чтобы во все время моего пути я мог бы, не отдавая никому и никакого отчета, оставлять вас на сутки или даже больше. При таких условиях, а также если ваша плата удовлетворит меня, я берусь быть вашим путеводителем, и это потому, что я не хочу, чтобы кто-нибудь и когда-нибудь упрекнул меня в том, что, однажды спасши вам жизнь, я допустил возможность погибнуть вам в пустыне. Подумайте… да или нет!..
— Однако вы предлагаете довольно строгие условия.
— Я понимаю это… но ведь вы можете отказаться от них, — ответил, смеясь, охотник.
— В таком случае я буду не менее вас откровенен… я окружен разбойниками без веры и законов, которые не стоят даже той веревки, на которой их повесят, и которым я вверился. В таких обстоятельствах я совсем потерялся. Сегодня утром у меня взяли большую сумму денег, и я не желаю, чтобы это повторилось еще раз. Вы мне кажетесь честным человеком, и вы мне оказали особенную услугу… Мне кажется, что я могу быть откровенен с вами. Как ни тяжелы эти условия, я их принимаю. Попробуем уладить теперь денежный вопрос. Так как я хочу избежать всяких споров, то я выскажу вам свою цену и надеюсь, что вы согласитесь на нее. Я вам дам тысячу пиастров, пятьсот вперед и пятьсот тогда, когда мы достигнем до реки Журдан. Что вы думаете об этом? Довольны ли вы этой ценой?
Охотник как будто размышлял.
— Ну, хорошо, — сказал он наконец, — я согласен, что касается пятисот долларов, то оставьте их у себя, вы мне отдадите их тогда, когда мы будем расставаться совсем: мои деньги сохранятся лучше в ваших руках, чем в моих — мне здесь нечего с ними делать, и они понапрасну отяжелят меня.
— Итак, все улажено и условие заключено?
— Да, тогда вы поднимаетесь завтра с восходом солнца — итак, до свидания, — проговорил охотник, вставая и беря свое ружье.
— Как — вы уходите? — спросил капитан Кильд.
— Сейчас.
— Но куда же это вы пойдете так поздно?
— Уже вопросы? — заметил иронически охотник, — это мое дело.
— Верно… До завтра. — Охотник вышел в сопрождении капитана, который проводил его до самого выхода из лагеря.
— Боже мой! — пробормотала молодая девушка, оставшись одна, — счастье только что начинало мне улыбаться, о, я не знаю, как я могла скрыть свое смущение при виде его… Боже мой! Бог мой! Не оставляй нас и помоги нам, — добавила она и, не ожидая возвращения капитана, вошла во внутренность палатки.
Простившись с охотником, капитан медленно пошел к своей палатке, на половине дороги он встретился с Блю-Девилем, который с озабоченным видом прогуливался взад и вперед по лагерю.
— Ну, что нового? — спросил его капитан.
— Еще ничего, — ответил мрачно Блю-Девиль.
— Как, наши люди еще не возвратились?
— И я их тоже ожидаю. Они принесли серого медведя и по вашему приказанию отправились искать презренного Линго, да, было бы для нас большим счастьем, если бы он скатился в какую-нибудь пропасть.
Э! э! — заметил, смеясь, капитан, — вы, кажется, недолюбливаете этого беднягу Линго.
— Я и не делаю из этого тайны.
— Я его тоже не люблю… у него такое изменчивое лицо… Но нам нечего беспокоиться — он возвратится, так как мы были бы очень счастливы, если бы потеряли его.
В эту минуту вдали показались несколько факелов.
— А, вот и наши, которые, вероятно, нашли его.
И, сказав это, капитан вместе с Блю-Девилем подошел к выходу лагеря.
— Почему они идут так медленно, — проворчал капитан, — мне сдается, что это похоже на какую-то похоронную процессию.
— Кто знает, — заметил Блю-Девиль, — может быть, они наткнулись на этих индейских чертей, которых бродит так много в этих местах.