С хрустом, очень медленно повалилась срезанная градом осколков молодая сосна, ее ствол лег совсем рядом с головой контуженного и очумевшего сотника.
Через несколько секунд Велехов пошевелился. Голова раскалывается, круги перед глазами — но руки-ноги вроде целы…
— Твою мать… — прохрипел сотник, откашливаясь…
Остро, едко воняло сгоревшей взрывчаткой, белый дымок плыл по лесу…
Снизу донесся хруст, кто-то бежал и бежал быстро. Сотник схватился за автомат, поразившись тому, как трясутся руки…
— Господин сотник, это Чебак! Не стреляйте!
Хорошо хоть предупредил…
Чебак подбежал, плюхнул рядом пулемет, упал на колени
— Господин сотник, что…
— Нормально… — Велехов откашлялся, голова по-прежнему кружилась…
— МОНка?[41]
— Она, зараза… Сдетонировала от близкого взрыва… Сядь, не мельтеши.
Сотник нащупал на поясе фляжку, с трудом — не с первого раза — открутил крышку, хлебнул. Затошнило — чуть наизнанку не вывернуло, но Велехов усилием воли заставил себя проглотить воду. Второй глоток пошел легче…
— Скажи… Соболю и Певцу… пусть сидят, где сидели. Мы проверяем сектор.
— Есть…
В голове бабахали салюты, но соображать уже соображалось. Тошнило. От осознания того, сколько железа пролетело и в какой близости — делалось худо.
— Короче… Идем туда, где МОНка рванула. Вряд ли они одну за одной поставили. Прикрывай меня.
— Есть…
Шаг, затем еще один. Место, где взорвалась мина было хорошо видно — они ее поставили тыльной стороной к дереву и привалили какой-то дрянью. Велехов дошел до дерева, выглянул — и увидел двухсотого. А чуть дальше — лежал еще один…
— Чебак. Наблюдаю двоих двухсотых. Что у тебя?
— Ничего.
— Соболь — Чебаку. Смотри ниже по склону — дерево с развилкой. Муравьиная куча — от нее левее. Я через оптику наблюдаю. От тебя — метров тридцать.
— Сейчас… вижу. Город — наблюдаю двухсотого.
Скорее всего — все. Или нет.
— Чебак — ложись!
В команде пластунов приказы выполнялись не задумываясь. Поэтому Чебак где стоял там и упал — а сотник вскинул автомат и дал короткую очередь выше по склону. Отсек на тройке[42] — и сразу спрятался за ствол.
Ответного огня не последовало. Если бы за площадкой наблюдал снайпер — скорее всего у него бы не выдержали нервы.
— Чебак — вставай. Шмонаем. Прикрывай.
— Есть…
Сотник сделал шаг, второй к трупам — осторожно готовый в любой момент метнуться в сторону, упасть, огрызнуться огнем — и замер.
— Японский бог…
Рядом с одним из двухсотых лежал Шмель. Твою мать, Шмель! Здоровенная дура, двадцать два килограмма весом, два выстрела. Каждый выстрел — как гаубичный снаряд от шестидюймовки. А тут их — два. Вот сейчас бы как этот гаврик врезал из Шмеля — потом бы не опознали…
Один из трупешников — тот рядом с которым лежал Шмель — был одет в черную форму без знаков различия. Какой-то комбинезон, похожий на прыжковый, хрен его знает. Второй, лежавший чуть дальше, был одет в гражданское и серая куртка на спине побурела от крови, а от головы и вовсе осталось — лучше не смотреть даже…
Сотник размотал с пояса длинную веревку, со стальным сердечником и кошкой на конце. Этому он научился в крайней командировке, в Аравию — иногда духи или минировали трупы, или перед тем как подохнуть доставали гранату, из последних сил выдергивали чеку и наваливались на нее, чтобы не было преждевременного срабатывания. Этакий сюрприз кяфиру,[43] который тело будет ворочать и осматривать. Один казак так остался без головы, так что урок запомнили все и надолго.
Перевернул первого — лицо гримом измазано, черная шапочка на голове. Дыра в грудной клетке — от винтовки, еще одна рука повреждена и сильно — это, кажется пулемет. Правая! Так вот почему он из Шмеля не врезал! Ему пулеметной очередью руку зацепило, он в шоке был и с левой не выстрелил — а потом его Соболь в край вечной охоты нахрен отправил. Вовремя, ох вовремя — еще бы пара секунд — и врезал бы он по нам.
На груди была кобура, притянутая ремнями, сотник отстегнул клапан, выругался еще раз. Валлонский Р-90, новейший пистолет-пулемет, весит немного, стреляет очень даже изрядно. Где же они берут то такое…
Пистолет-пулемет был целым — почти. Кажется, осколок чиркнул по пластиковому корпусу, но механизм не повредил — просто царапина.
— Чебак!
Перебросив сторожащему с пулеметом Чебаку трофей, сотник направился дальше, перевернул второго, тоже кошкой.
Этот — гражданский по виду. Одежда неприметная, темных и серых тонов. Лифчик,[44] самопальный похоже, на четыре магазина к штурмкарабину Токарева. Сам штурмкарабин Токарева, с гражданским пластиковым ложем сплошным, с пистолетной рукояткой, с оптикой — рядом валяется. Приклад в хлам, ложе повреждено прицел кажется тоже, про железо — непонятно. Три гранаты — понятно, почему три: было четыре — одну бросил. Все три — РГДшки.[45] Башки совсем нет, вся куртка в крови.
Бросил еще раз кошку, подтащил автомат. Ремень оказался целым — забросил автомат за спину, повернулся к Чебаку.
— Сходи, снайпера пошмонай. Осторожно — растяжки. Иди, как они шли.
— Понял… — Чебак пошел вниз.
— Соболь, Певец — поднимайтесь. Осторожно.
— Есть.
Сам сотник присел там, где только что занимал позицию Чебак. Там лежал трофейный пистолет-пулемет, Велехов покрутил его в руках, приложился. Прицел в порядке, работает, магазин полный.
— Ни х… себе… — выразился Певец
— Ты там дальше посмотри — устало сказал сотник — и пошмонай, я карманы не шмонал. Осторожно только.
Соболь тоже привстал, глянул на площадку. Глаза сразу зацепились…
— Ё…
— Вот-вот. Вовремя ты его осадил. Еще бы немного — и он бы из этой штуки со всей дури по нам врезал.
Соболь покачал головой
— Я видел, он приподнялся, что-то на плече было у него. Но такое… Это что же здесь творится, командир?
— Спроси что полегче.
— Командир, лови — Певцов прыгнул к ним сверху, бросил на колени какую-то небольшую штучку — узнаешь?
Еще бы не узнать — пульт подрыва!
— Ты охерел? — вызверился сотник
— Нормально. Я батарейки вынул — в футбол играть можно.
— Как бы твоей башкой не сыграли потом. Где взял?
— У черного, в кармане. И пистолет — там же.
Певцов с гордостью показал пистолет. Пять — семь, под тот же патрон что и автомат.
— Это что они тут взрывать собирались?
— Хорошо что не нас. Скорее всего — фугас где-то на дороге. Надо саперов вызывать.
— На нас что ли?
— А нахрена тогда не взорвали?
Вопрос…
— Командир!
Все повернулись к поднимающемуся вверх по склону Чебаку, в руках он держал длинное снайперское ружье.
— Все чики — чики. Еще один двухсотый, чистый. Голова развалена. Вот это — рядом с ним валялось.
Такое оружие сотник видел в репортажах из далекой жаркой Африки. Да еще когда на срочке выезжали на совместные маневры с парашютистами Священной римской Империи. Вот у них и были — винтовки Erma PSG — полуавтоматические, точные и очень дорогие.
— Это что тут — спецназ был? — спросил сам себя Певцов
— Помолчи — оборвал его сотник — понимать много будешь. Чебак — где рация?
— Господин сотник, я когда к вам побежал, я ее там оставил…
— Где там? Ты что, совсем охренел в атаке? Нет, вы посмотрите на него — он рацию зараз оставил и побежал!
Чебак повинно опустил голову
— Винтовку оставляешь здесь, пулемет тоже — и мухой за рацией!
— Есть!
Чебак побежал вниз, чуть не падая.
— Мы и в самом деле… — проговорил Петров, это было для него необычно, потому что в жизни он предпочитал молчать — как рвануло, мы подумали, хана казаку.
— Казака на такое не возьмещь. Но эти гаврики и впрямь на чего то нацеливались…
— Слушай, командир… — сказал Петров — ты помнишь, как в нас первый раз выстрелили?
41
МОН — мина направленного действия, страшная вещь. Выкашивает все направленным веером осколков.