Сотник положил ладонь на плечо стрелку, Соболь не глядя коснулся ее пальцем четыре раза – четверо. Тогда сотник поймав его руку на условном языке задал вопрос. Стрелок ответил – отрицательно, то есть больше никого нет.
Говорить, даже шепотом они уже не решались.
Первый сержант едва не запнулся за своего разведчика залегшего в раскисшей земле. Весь его немалый опыт позволил обнаружить разведчика только за пять метров, если бы это был противник – он скорее всего был бы уже мертв.
Первый сержант привстал на колено рядом, ревностно оберегая от грязи свою винтовку.
– Что?
– Засада – ответил разведчик едва слышным в шуме дождя шепотом – слева.
– На выходе?
– Да…
Первый сержант и сам подозревал нечто подобное – но конкретно ничего не заметил. Тут была холмистая местность – плоские, поросшие деревьями холмы, переходящие в перемежеванные перелесками поля картофеля. Здесь, в этих холмах можно было легко маневрировать, уходить от обстрела, самим наносить неожиданные удары – но в то же время здесь было раздолье и для засады противника. Проклятый лаз – в нем побеждает тот, кто застанет противника врасплох.
Рядом с шумом плюхнулся в грязь Бит.
– Засада слева – проинформировал его командир.
Кенсилуорт не пошевелился – сразу понял, что за ними наблюдают, и если до сих пор не открыли огнь – значит, неспроста.
– Уходим левее – предложил Африканец – это, наверное, отсечная позиция.
Опытные специалисты, имеющие за плечами британскую Индию, САСовцы сразу просчитали возможный рисунок засады. Позиция у самой границы, на кромке леса может быть не единственной, она может превратиться в наковальню, призванную отсечь отряд противника от леса и от границы. А где то там впереди – будет молот – атакующий отряд возможно с тяжелым вооружением и даже бронетехникой. Первым делом, пока это возможно, надо уйти или вправо или влево, выскользнуть из пространства между молотом и наковальней и получить свободу маневра. Потом, получив ее, они смогут атаковать либо молот, либо наковальню и неожиданной позиции и за счет бесшумного оружия основательно проредить их ряды. Либо – просто уйти обратно через границу.
– Влево. Ищи позиции! – решил Миддс
– На кромке леса, босс
– Они уходят! Левее! – сказал шепотом Соболь, и то, что он осмелился это сказать вслух, яснее всего свидетельствовало о том, что план трещит по швам.
Сотник попытался поймать их в прицел пулемета – но видно было очень плохо. Британцы не сблизились с ними, не вошли в "мешок" между молотом и наковальней.
– Просекли?
– Или догадались…
– Идут к лесу.
– Не стрелять!
Только бы не начали стрелять сербы. Если начнут – то засада накроется уже капитально. Тут, может получиться так что эти – просто скроются в лесу, может они ничего и не видели, просто почуяли неладное и решили скрыться. Если начнется стрельба – на дальнейших засадных действиях можно поставить крест.
Огонь открыли сербы. На сей раз, они дождались куда лучшей дичи. Отряд британцев скрылся в лесу, вышел из зоны огня – но примерно через сорок минут появился другой отряд. Все как положено – с головным дозором три человека, у каждого из которых были приборы ночного видения. Дальше, на удалении примерно сто метров шли основные силы, в колонну по одному. Но был еще и фланговый дозор…
Фланговый дозор состоял из трех человек, на которых у них был один пулемет. Вообще с каждом из дозоров – головной, фланговых, замыкающем – было по пулемету, потому, что малое количество личного состава следует уравнивать усилением огневой мощи.
В левый фланговый дозор попали только усташи – военизированные формирования усташей вообще считались намного более боеспособными военными формированиями, нежели боевые отряды польской эмиграции. Из поляков вообще получались плохие воины: фанатичные, готовые умереть за Польшу, но в бою неустойчивые, слабо дисциплинированные, склонные к неразумным атакам и так и не понявшие, что лучше не умереть за Польшу самому – а сделать так, чтобы за Польшу умирали другие, ее "оккупанты" – так они называли русских. У усташей же не самая лучшая военная подготовка заменялась хитростью и звериной жестокостью.
Как получилось так, что в начале двадцать первого века, на территории просвещенной Европы активно, варварски действовали усташеские отряды? Как же получалось так что этого никто не замечал, никто не замечал творящейся дикости, более сподобной для исполненного жестокости и фанатизма европейского средневековья? Да просто никто не хотел замечать вот и все. Хорваты вообще рождались и жили в обстановке вялотекущей гражданской войны. По сути это были те же сербы, только перешедшие в католичество, их столицей был Загреб. Сама Великая Хорватия была краем сельскохозяйственным, много было лесов, мало хороших дорог – и такой край словно создан был для повстанческой войны. Кто только не скрывался в балканских лесах – сербские четы, албанские (арнаутские) банды, активно вытесняемые из албанского королевства – вассалитета Италии, откровенные разбойники и бандиты без особых политических взглядов. Созданные адвокатом (поглавником) Павеличем для геноцида сербов, теперь эти отряды превратились в нечто вроде параллельной армии, а в сельской местности подменяли полицию и выполняли роль отрядов самообороны. Самообороны от тех, кто скрывается по лесам. Дети, в семь – восемь лет получавшие свое первое оружие становились усташеским пополнением, усташи казались им защитниками, защищающими село от набегов. Самое страшное – что если не смотреть на картину в целом – то так оно и было.