Документы граф Ежи сунул в карман, паспорт и удостоверение, снял с покойника жилет и забрал оружие – такое оружие ему еще пригодится. Потом отрезал от рубашки покойника чистый кусок и попытался хоть немного навести порядок в машине, в результате этого сам перемазался так, что стал похож на вернувшегося с ночной охоты вампира. Полный крови коврик пришлось просто выкинуть, труп он оттащил с дороги.
Потом он попытался завести машину – и машина завелась "с полтычка", по двигателю он специально не бил. Уже собравшиеся мухи буквально обезумели, лезли в нос, в глаза – но он все же отвел машину туда, куда приметил, замаскировав ее за беседкой. На всякий случай, пусть там будет – с дороги не видно, если специально не искать и… мало ли. Закрыв машину и забрав трофеи, он пошел обратно к дому, чувствуя, как чужая кровь стягивает кожу на руках и на лице.
Оружие он все снес домой и проверил, в каком оно состоянии – пришлось чистить и приводить в порядок, бандиты уходом за оружием себя не утруждали. Все это он проделал в кухне, там же он вымыл руки от крови и грязи – сразу стало жить приятнее. Скорпион он решил взять себе основным оружием, потому что с него можно стрелять с одной руки, второй ведя машину, и на него есть глушитель, что тоже немаловажно. Их у него было два, тот что был у пана Скидельского был почти новый – девяносто девятый год выпуска. На него он переставил коллиматор и получил почти идеальное оружие для ближнего боя: легкое, скорострельное, бесшумное.
Потом он прошелся по дому. Все вывернуто вверх дном – искали ценности. Ни в одной из комнат – ни крови, ни следов от пуль. Ни единой вещи Елены. Значит, Лех сказал правду, как они пришли – Елены тут уже не было.
Интересно… а этот пан Скидельский знал куда они идут? Скорее всего, знал – пока эти грабили, он что-то другое мог искать.
Вот и нашел – свою смерть.
Зашел в комнату Бронислава – тут не искали, понимали, что это комната слуги, тут ценностей быть не может. Наскоро обыскал сам – ничего, ни записки с указанием, где они есть, ничего. Сунув на всякий случай пистолет под матрац, он вернулся на кухню.
Оружие он распределил по всему дому. Автомат с деревянным прикладом – спрятал на крыше, в тайнике, который был известен только ему. Из него можно будет – если так припрет – вести огонь через слуховые окна, это автомат, далеко достает. Скорпион с одним запасным магазином – второй, который ему не был нужен – оставил в одной из комнат. Еще в одной комнате в ящике старинного комода оставил пистолет. А заодно – закрыл и запер все окна и двери, какие ему попадались открытыми.
Североамериканскую автоматическую винтовку он завернул в сорванное с кровати покрывало, вынес из дома и спрятал в лесу, как раз на той самой платформе, с которой вел огонь, прикрыл куском клеенки с кухонного стола, придавил края клеенки, чтобы ветром не сорвало, а потом еще и присыпал листьями и ветками. Пусть будет тут, на всякий случай. Пройдя еще немного дальше, в известном ему дупле он спрятал также обернутый в ткань и клеенку еще один автомат с боезапасом.
Если придется сюда возвращаться – он будет знать, где что лежит. И пусть его кто попробует взять… в этом лесу.
Потом он вернулся в дом, нашел кусок фанеры и карандаш и написал плакат, который повесил на входной двери. На плакате этом он написал по-польски и по-русски то, что обычно пишут на ограждении особо охраняемых объектов.
Стой! Запретная зона! Ведется огонь на поражение!
В сочетании с трупами – должно произвести впечатление.
Время клонилось к закату, солнце садилось за деревья, заливая их верхушки оранжево-красным светом – а у графа Ежи только выдалась минутка, чтобы поужинать. Холодильник, слава Иезусу работал, и кое-что там оставалось. Примитивная еда, хозяева здесь почти не бывали – но другой и не надо было. Сыр только зачерствел… ну да ладно. Не до жиру, как говорится.
За едой ему пришла в голову мысль, которую он немедленно реализовал. На куске оберточной бумаги от сыра он написал карандашом "Я жив и здоров, был здесь", поставил число и отнес это в комнату Бронислава. Подписался не именем, а странным знаком, похожим на крест – он его изобрел в детстве и подписывался так. Кому надо – тот поймет.