— Ах, какой же я идиот! — кричал отец. — Я совсем ослеп! Куда она идет в этой тонкой блузке? И почему так настаивает? Но я, кажется, посоветовал ей надеть что-нибудь сверху, да, да, посоветовал. "Мне жарко, у меня кровь закипает!" — так и сказала. Добрались мы до моста. Темень, хоть глаза выколи. Помню, я опять попросил ее не делать глупостей. Дальше вы знаете — как в дурном сне… "Осторожно, не поскользнись!" — кричу я ей. Молчит. Потом подходит совсем близко к перилам. "Что, боишься — я упаду?" А в голосе не то смех, не то плач, не могу разобрать. Боюсь, конечно, как не бояться: внизу все кипит, ревет, волны бьют в мост. Вот, потрогайте, у меня волосы еще мокрые… Тут она схватилась за столб, влезла на перила, раскинула руки и пошла по железному парапету. Я умолял ее, просил, попробовал схватить за ноги, она ведь в любую секунду могла потерять равновесие. И именно в этот момент она…
— Крикнула "Прощай!" и прыгнула в воду, так?
— Да, ногами вниз. Прыгнула, и я тут же потерял ее из виду.
— И ничего больше не сказала?
— Ничего. И эта записка под подушкой…
Следователь подробно описал, как отец схватился за голову, впился пальцами в волосы, будто хотел выдрать их с корнем, как раскачивался всем телом в разные стороны. Несчастнее его не было человека на земле — по крайней мере так казалось следователю.
— Эмилия умела плавать?
— Немного.
А он, отец, совсем не плавает, как утюг. Несмотря на это первый его порыв был — броситься в волны следом за нею. Но он все-таки сообразил, что в этом нет никакого смысла: утонут оба. Впрочем, была ли это четкая мысль или инстинкт самосохранения — он не понимает. Он, наверное, кричал ужасно, звал на помощь, метался от одного конца моста к другому, свешивался с перил в надежде увидеть ее — может, она схватилась руками за одну из подпор, держится, ждет… Но ничего, кроме мглы и пены, не было видно…
Первыми услышали крики о помощи туристы, какая-то славянская группа, и вскоре на мосту образовалась толпа сочувствующих и любопытных.
— А где же были спасатели? Почему никто не позвал их? Все-таки была надежда, что она сможет немного продержаться на воде?
— Нет. С ними и без них результат один. При таких волнах… Дальше следовало установление фактов. Море успокоилось только через три дня, но уже в эти дни, несмотря на волны, группа водолазов прочесала дно почти до горизонта. Трупа не обнаружили. Он не всплыл и не прибился к берегу и тогда, когда море стало совсем тихим и ровным. Были пущены в ход вертолеты и моторки — нигде ничего. Правда, может быть, тело отнесло к берегам Турции…
Ознакомившись с делом, Гео в своем заключении подробно изложил весь ход событий и следствия, а в конце позволил себе выражение чувств: "Вряд ли существует более ужасное зрелище, чем труп утопленника через несколько дней. Судьба смилостивилась над отцом". Подумав, он зачеркнул эти строки — они выбивались из строгого, делового стиля его заключения. Далее следовал номер паспорта Эмилии и сообщение о том, что паспорт, а также ключи от квартиры она унесла с собой в море.
На столе Цыпленка резко зазвонил телефон.
— Конечно, товарищ майор! Пусть кто-нибудь другой тратит время попусту.
— Как бы не так! Ну, а если я скажу тебе, что я бы сам немедленно занялся этим делом?
— Прекрасно! Я немедленно уступлю его вам.
— Я знаю, что ты при этом думаешь: старик человек практичный, он не примется за дело, которое…
— Ну вот еще — "старик"…