Я толкаюсь в этот раз чуточку жестче, проталкивая палец чуть глубже, и Слоан издает крик, ее тело вздрагивает так сильно, что чувствую, как начинаю дрожать вместе с ней.
— Тебе нравится это? Так ведь?
— Да. Да. Дааа... — она звучит так, словно совершенно растворилась в ласках.
Я ждал достаточно. Сжимаю член и проскальзываю внутрь нее, толкаясь так сильно, что мои яйца сжимаются. Хочу быть с ней жестким. Хочу причинить ей боль и оставлять отметки от своих пальцев на всем ее теле, но не делаю этого. Я собираю ее волосы, оборачиваю их вокруг моей ладони и дергаю достаточно сильно. Достаточно сильно, чтобы ее голова откинулась назад, достаточно, чтобы я мог податься вперед и прикусить ее кожу на плече.
Она вскрикивает от боли.
— Ох, бл*дь!
Я склоняю ее голову на одну сторону, чтобы ее подбородок был направлен ко мне, и я мог видеть, что не нарушаю ее границ. Слоан закатывают Глаза, ее искусанные губы выглядят припухшими, и она приоткрывает их, когда стонет мое имя вновь и вновь каждый раз, когда я силой врываюсь в ее тело. Она узкая. Настолько узкая, что это ощущается практически болезненно, но это, черт побери, самые лучшие моменты.
Я рискую, прикладывая чуть больше давление своими пальцами, которыми все еще ласкаю ее задницу, и она отвечает на эти действия вздохом и одновременно вновь толкается в мою сторону.
— О, Господи, Зет. Да. Пожалуйста. Прошу тебя...
Да. Именно об этом я и думал. Игра началась. Но я не долбаный ублюдок. Я просто показал ей. Показал, что ей нравится это.
— Пожалуйста...
Черт. Я не какой-то гребанный мудак, но и не святой. Толкаюсь членом в нее, так глубоко, как только могу, и одновременно проталкиваю пальцы вперед, чтобы я мог остановиться сразу же, как только она захочет этого. Ее тело так отчаянно дрожит, что могу уверенно сказать: она старается бороться со своими чувствами, но не говорит мне остановиться. Ее крохотные стоны и всхлипы идут от напряженного удовольствия, а не всепоглощающей боли. Я чувствую член внутри ее тела, сжимаемый стенками киски и это... Я просто... я не могу...
Я трахаю ее. Трахаю жестко. Я оцениваю ее реакцию и действия. Когда, как мне кажется, она наклоняется вперед, потому что удовольствие сменяется на боль, то прекращаю и хватаюсь двумя руками за ее бедра. Используя их как рычаг, толкаюсь в нее сильнее, чем прежде, и моя кровь несется стремительно по венам.
Я могу сказать точно, когда она хочет кончить. Тело дрожит, мышцы напрягаются. Я даже не пытаюсь сдержать проявление удовольствия. Мы кончаем одновременно, и ни один из нас не ведет себя тихо. Я неспешно вхожу и выхожу из ее тела, стараясь восстановить дыхание. Я, наверное, ненормальный, но получаю огромное и извращенное удовольствие, размазывая свою сперму по влажным складочкам ее киски и упругого колечка мышц задницы.
— Браво! Браво!
Слоан стремительно отскакивает прочь, словно кто-то выплеснул ведро холодной воды на нас. В холле, привалившись к стене, которая расположена напротив нашего алькова, стоит парень в рваной черной футболке и черных джинсах, хлопая и широко улыбаясь. Я не узнаю его. Он молодой, ему примерно около двадцати. И он точно один из МК «Оставляющие вдовами».
— Отличное представление, — говорит он, все еще хлопая. — Не думал, что веселье начнется еще до сегодняшнего вечера. Я определенно ошибался. — Слоан подбирает одежду, ругаясь себе под нос, и эта паника совершенно не такая забавная, когда кто-то застал ее в туалете за мастурбацией. Теперь это ужасно злит меня. Я поворачиваюсь и располагаю свое тело таким образом, чтобы стоя перед ней, закрывать весь обзор на нее.
— Обычно признаком вежливости считается объявление своего присутствия, мудак, — рычу я. Мне по*бать, что я голый. В пи**у то, что Хулио будет зол. Я сломаю челюсть этому пацану, если следующие слова, что вылетят из его рта, не будут извинениями.
К счастью для него, именно так он и говорит.
— Прости меня, бро. Мой косяк. — Он больше не смеется. Поднимает свои руки вверх, выглядя обеспокоенно насчет выражения моего лица. Он, вероятно, думает, что мне тоже стыдно. Но жизнь в тюрьме забирает у вас эту черту. Вашу скромность, вашу человечность — все. — Я не хотел так внезапно натолкнуться на вас, мужик, — продолжает паренек. — Но, черт возьми. Ты трахался в коридоре.
Мне кажется, что я все еще должен ему врезать. Мои кулаки уже сжимаются, когда Слоан хватает меня за руку.
— Все в порядке. Он совершенно прав.
Она выглядывает из-за моего тела, каким-то образом полностью одетая, но все еще немного растрепанная. Ее щеки красные, но она смотрит парню прямо в глаза. Его лицо бледнеет, когда он чуть лучше рассматривает ее.
— ЧЕРТ. МЕНЯ. ПОБЕРИ. Какого хре... — Его реакция мгновенна. Он выглядит так, словно увидел приведение.
— Мал, какого хрена ты... — Властный и раздраженный голос доносится позади нас, когда еще один член МК заворачивает за угол. Черные ботинки, черные джинсы, черная бандана на шее, и весть образ дополняется черной кожаной жилеткой и нашивкой ВП, что виднеется у него над нагрудным карманом. Парень останавливается, как вкопанный, когда видит меня, и теперь мое выражение лица походит на то, словно я увидел приведение. Потому что так оно и есть.
Кейд Престон.
Долбаный Кейд Престон.
Он открывает рот, пялясь на меня с абсолютным выражением шока на его лице.
— Зи? — И затем он хмурит лоб. — Какого хера ты голый?
Я не могу думать ни о чем другом, поэтому просто выплевываю первое, что приходит мне на ум:
— Ты?! Какого х*я, ты живой?
Глава 9.
4 года назад
Чино
— Это еда на вкус как дерьмо, мужик.
— Ммм. Ага, я бы сказал, что здесь высокий процент дерьма, мужик.
— Пошел задницу этот высокий процент, чувак. Эта еда вся состоит из дерьма. Вот эта коричневая консистенция — собачье дерьмо. А этот хлеб — лошадиное дерьмо. А этот пудинг — птичье дерьмо, чувак. Я заметил, как аварийная команда очищала крышу от этой херни.
Я «гоняю» коричневую жижу, едва похожую на мясо, по своей тарелке пластиковой вилкой, смотря на нее подозрительно. Марко наблюдает за моими действиями. Он издает насмешливый «ттсс» звук сквозь сжатые зубы.
— Зи, чувак, это самое ужасное дерьмо, которое только может быть. Собственный личный вид дерьма от Колоса. Он там, в кухне, накладывает длинные кучи целый день. Поэтому черные парни не едят мясной рулет, придурок.
Вот так проходит каждый день в тюрьме. Мы жалуемся на еду и затем едим ее, несмотря ни на что, потому что у нас просто нет выхода. Но день, когда подают мясной рулет, особенно дерьмовый. Колос, огромный русский парень, который был обвинен в убийстве своей жены и детей, теперь, оказывается, повар, и он наслаждается, сжигая всю еду, что отправляет из кухни. Его пересушенный мясной рулет — просто отстой.
Столовая гудит разговорами и резкими шутками между сокамерниками, каждый сидит отдельно — соответственно расовой принадлежности. Белые, черные, мексиканцы, итальянцы. Нет никакой разницы, являешься ли ты частью банды неонацистов, ганстеров, или ты продавец героина, мафиози за пределами тюрьмы, внутри стен таковой, твое наследие — это твоя вера. Система в основном базируется на ненависти. Черные ненавидят белых, итальянцы ненавидят мексиканцев и черных, мексиканцы ненавидят белых, белые ненавидят всех, так же самих белых, если вы разозлите их.
Брошенный на произвол судьбы в этом море ненависти, я сижу за столом с Марко, возможно, самым черным парнем из всех, кого я только знал, и Лероем, который оказывается мексиканцем. Рядом с Лероем стоит пустой стул, ожидающий появления нашего четвертого члена группы: Кейда. Кейд такой же белый, как и я, но никто из нас двоих не был достаточно «белым», чтобы присоединиться к Клу. Клу, возможно, самая огромная группа в тюрьме после черных, и им обычно не нравится, когда люди со светлой кожей смешивают свою расу с кем-то. (прим. пер.: Клу (она же Ку-клукс-клан) — ультраправая организация в США, отстаивавшая такие идеи, как превосходство белых, белый национализм. В тюрьме является группировкой, пропагандирующей те же идеи.)