Огонь прекратился только тогда, когда была израсходована вся лента. Длинный коридор был затянут серым муаром порохового дыма, пахло кровью. Стукнул одиночный — кто-то добил раненого, скорее всего пытающегося подорваться боевика, Татицкий его не заметил.
— Отсигнальте им! Они по нам бьют!
Кто-то высунул в окно фонарик, начал отбивать азбукой Морзе…
— Второй этаж — чисто!
— Продвигаемся! Цель — севернее!
РП, в котором закончилась лента, он бросил, поднял РПКМ[58], позаимствовав на сей раз две коробки с лентами. РПКМ стрелял такими же патронами, как и АК — но был удобнее, это был настоящий пулемет с лентовым питанием, тяжелый и ухватистый. Его он позаимствовал у боевика, которому минутой назад пулей раскроил череп. Вообще, пулеметов у боевиков было полно, едва ли не у каждого третьего, и под огонь засады попасть — гиблое дело.
— Внимание всем, крупная группа противника к западу от нас!
— Главный — тишина в эфире! Общий приказ всем группам, действующим к северу от телецентра. По нашим данным в районе присутствуют зенитные установки, не менее двух единиц, замаскированные! Приказываю обнаружить и обозначить установки, после чего по ним будет нанесен удар штурмовой авиацией. Конец связи!
Черт бы все побрал…
Едва наступившее затишье взорвалось стакатто из множества стволов, всплесками разрывов, криками в эфире.
— Прорыв противника на западе, до ста человек!
Не сговариваясь, они бросились туда, откуда пришли, там была лестница, ведущая вниз, к окнам первого этажа. Внизу была… видимо столовая, и там был сущий ад — боевики, видимо не просто экстремисты, а какая-то воинская часть перешедшая на сторону Махди били по этой стороне здания как минимум из пятидесяти стволов, проникшие в здание и занявшие в этом секторе оборону десантники и морские пехотинцы отвечали в основном гранатами, прячась за массивным кухонным оборудованием, которое пули пробить не могли. Но можно было ставить деньги на то, что пока одни бьют по окнам — другие подбираются ползком на бросок гранаты.
Передвигаться в комнате можно было только согнувшись в три погибели — все кухонное оборудование было примерно по пояс, и по нему сейчас градом колотили влетающие в давно разбитые окна пули.
Татицкий толкнул в бок какого-то бойца, стреляющего из пулемета.
— Что?!
— Хреново, браток! — заорал он во всю глотку, как это обычно делают контуженные — связь обрубило! Там этих тварей как грязи! Подберутся и хана нам!
Как пропустили? Над городом же беспилотников — тьма.
— Прикрой!
Ничего не отвечая, боец стал снова долбить из пулемета.
— Прикройте меня! — заорал во всю глотку поручик, падая на кафельный пол.
Отталкиваясь от пола, от людей, от стен ногами, руками, таща за собой на ремне трофейный пулемет, Татицкий пополз вперед, к самым окнам. Там ничего не видно было от пыли — только вспышки как в калейдоскопе, да сплошная пыль от избиваемой градом пуль стены. Десантники могли бы занять позиции и у самих стен, они держали пули — но в любой момент можно было ожидать броска гранаты, а оттуда уже не уйдешь, в то время как оборудование в глубине кухни хоть как-то защитит от осколков. Ему же надо было доползти именно туда.
В стандартный комплект бойца имперской армии входили десять небольших маячков, работающих в инфракрасном диапазоне. Это был расходный, одноразовый материал — их нужно было включить и бросить. Любой танкист, летчик, вертолетчик знал — вспышки маяка это цель, обозначенная для удара. На это Татицкий и рассчитывал — не может быть, чтобы над ними никого не было…
Дополз до стены, как раз между оконными проемами — можно подняться в полный рост, стена защитит, по крайней мере, нужно надеяться на то, что защитит. Теперь самое главное — нужно бросить. Если упадет рядом с ними — будет…
Но как бросить — если через любое окно — настоящий поток свинца?
И все же — он бросил. Со звериной, жестокой радостью упал на пол — потому что он был жив, ему не оторвало руку или кисть пулей — и он был жив.
Борт самолета Громовержец[59] Пять тысяч восемьсот метров над городом