И умирали…
— Молоток! Молоток, мы бы тут…
Фельдфебель, скорчившись у стены орал как оглашенный — признак контузии, на перемазанном лице его светилась неподдельная радость. Хоть по уставу отделением командует унтер-офицер — на самом деле командует фельдфебель, выходец из солдат, подписавший длительный контракт… унтер-офицер, скорее организатор, в то время как фельдфебельский состав это практики войны, да и получает жалование главный фельдфебель[56] как полковник. Но все равно… тут поручик проявил себя как командир… с полностью сорванной башкой. Он только сейчас понял, что сделал — сначала перебежал через простреливаемое пространство, причем среди стрелков было два пулеметчика, потом зашел в тыл, прошел вдвоем с одним только бойцом три десятка метров прикрываясь забором и вышел аккурат во фланг позиций, которые занимали боевики, а это были даже не боевики, а гвардейцы, взбунтовавшиеся регулярные войска.
И сейчас они, заняв новые позиции, уже защищенные, пытались понять, что к чему и куда двигаться дальше. Пули били в бетон, но пробить не могли.
Раненых уже было четверо, двое — тяжелых… Надо бы эвакуировать… раненые просто не дадут группе двигаться дальше.
Над головой прогрохотал вертолет, все его пулеметы работали, поливая пространство свинцом. Кононенко достал зеленую дымовую шашку, бросил рядом с собой, чтобы не накрыли. Рядом боец, закинув на спину штатное оружие, осваивался с трофейным — пулемет РП-46 с брезентовым мешком под ленту. Устаревшее оружие — а все равно пулемет лучше автомата будет…
— Волк-главный, мне нужно эвакуировать раненых, повторяю — у меня двое трехсотых один очень тяжелый, нужно его срочно доставить в госпиталь.
— Первый, у вас слишком горячо чтобы сажать птичку. Вы можете вместе с ранеными продвинуться до позиций второго и третьего отделений?
— Не могу, черт… не могу. Мы не может продвигаться, тут у нас осиное гнездо настоящее. Мы не сможем продвинуться с ранеными.
— Первый, вопрос — наблюдатели с вертолетов докладывают — зеленый дым принадлежит вам?
— Положительно, это наша позиция.
— Вас понял. Займите любое здание и дайте сигнал, мы все же рискнем и вышлем медицинский вертолет, задачи прежние.
— Вас понял!
Поручик огляделся по сторонам — если это так можно было назвать. Высунулся на секунду — и спрятался от бьющих в бетон пуль. Хорошо, что вертолеты и пулеметы не подпускают ближе — иначе бы нахватались.
— Кононенко! Ко мне!
Фельдфебель, тяжелый как медведь, перебежал, привалился рядом.
— Надо любое здание занять. Вон там подойдет. Понял?
— Понял, чего ж не понять….
— Тогда идем. Даем зеленый дым — вертушка подберет раненых. Потом двигаемся дальше.
— Черт… броня то вся где, что нас без брони то сюда…
— А хрен ее знает… Давай — остальным и по моей отмашке.
— Понял, старшой.
Они вышибли дверь — это было, не пойми что, то ли жилое помещение, то ли нежилое, здесь так часто строили — на первом этаже торговали, на втором — жили. И на втором этаже, в разгромленной и разграбленной комнате — они нашли людей. Просто людей, живых людей, которые не стреляют в тебя и не хотят тебя убить. В обезумевшем мире — и это было немало.
Едва не выстрелили… несколько женщин в черном, и дети — много детей, десятка два как в детском саду. Жмутся друг к другу на полу, да молча смотрят на тебя.
— Спокойно! Спокойно не стрелять!
Одна из женщин что-то заголосила — как бритвой по нервам.
— Кто говорит по-русски? Кто говорит по-русски!?
За спиной топот, пыхтение…
— Я говорю, господин…
— Самая молодая — понятно. По их понятиям женщина не может разговаривать с незнакомым мужчиной, да и паранджа, раньше ее не было.
— Здесь бандиты есть? Муджахеддин аст?
— Нет, здесь только мы, господин.
В комнату протиснулся Мохначев, едва не сшибив дверь.
— Господин поручик, вертолет вылетел…
— Ищите выход на крышу. Обозначьтесь зеленым дымом.
— Есть!
Поручик огляделся — большая, бедно обставленная комната, все стекла выбиты, следы от пуль на стенах…
— Не выходите на улицу — решил он — сидите здесь, пока стрелять не прекратят. Мы из русской армии.
Говорили — что тут и женщины фанатичками бывают. На самом же деле, какие из этих — фанатички? Просто испуганные за себя и за своих детей бабы…
Привлеченный зеленым дымом к ним приближался, разрывая лопастями сплошное облако дыма над горящим городом вертолет…
Отправив раненых — их осталось девять, один из легкораненых отказался эвакуироваться наотрез — они снова оказались на улице. Бой смещался куда-то вперед, сейчас по ним не стреляли, только если рикошетами долетало. Даже медицинский вертолет, по тросу поднявший одного за другим троих раненых — не обстреляли.