С первых дней устройства в газету он умудрился наладить отношения с директором ЛПК и очень быстро занял место сначала заместителя, а потом и самого редактора газеты. А всё потому, что директору Артём Павлович рассказал о труде созидательном, которому следует учить работников ЛПК.
После рассказов Оптимистова на территории завода ввели пропускную систему, стали контролировать отработанное время и внезапно понизили зарплату.
Артём Павлович учил директора совсем другому, но теория о созидательном труде помогла директору сделать правильное решение. И в оптимизации рабочих мест, и времени производственного, и экономии фонда заработной платы. За эту теорию директор и уважал Артёма Павловича, и даже директор никогда не называл его Артёмкой.
Жена Оптимистова тоже никогда его так не называла: ни ласково, ни в шутку, ни с издёвкой. Она и замуж выходила за Артёма Павловича, который всегда в классическом костюме, с галстуком, в белой рубашке.
Но человек в трусах у большого костра походил на Артёма Павловича только овальной формой головы и худыми конечностями.
– Артёмка, – повторила жена Оптимистова.
Человек в трусах повернулся к ней, хохотнул, развёл руки в стороны и воскликнул от радости:
– Пожар!
Чему радовался человек? Теплу и свету? Освобождению из колодца? Тому, что баня сгорит и с ней сгорят все несчастья Артёма Павловича?
– Артёмка, ты бы за лексусом сходил, а то наше золотце в колодце, – сказала жена Оптимистова и подумала, что вряд ли Артём Павлович дойдёт до города в состоянии Артёмки. – А хочешь, я с тобой пойду? Я с тобой пойду, а золотце в колодце посидит.
Жена Оптимистова сказала и решила, что оставлять дочь в колодце одну – абсурд, издевательство и много чего ещё, чему нет названия и не будет. Однако отпускать Артёма Павловича одного в город тоже опасно. Если бы жена Оптимистова умела управлять автомобилем, она бы поехала сама. С другой стороны, если она кого-нибудь попросит, кто-нибудь наверняка согласится покататься на лексусе и заодно приехать за мужем и рыбкой-птичкой.
– Ты, Артёмка, сиди здесь, грейся, а я сама в город за лексусом схожу и без лексуса не вернусь.
Артём Павлович хохотнул в ответ на слова жены, встал, раскинул руки, постоял с раскинутыми руками и сел обратно.
Жена Оптимистова посмотрела на Артёмку и подумала, что шубу она вряд ли когда-нибудь получит.
Перед походом в город Оптимистова сказала в колодец:
– Птичка моя, быстро в город схожу, а то папе нехорошо. Или слишком хорошо – не знаю.
– А я вообще хождения все эти не люблю, – сказала Варвара со дна колодца. – Идите вдвоём.
– А ты? Менингит?
– Никакого менингита. Мне тепло. Я зарядку делаю.
С этими словами Варвара махнула руками и стукнулась о стенки колодца, на чём зарядка и закончилась.
– Пусть папа греется. Замёрз он.
– В пути согреется.
Жена Оптимистова посмотрела на Артёмку. Он стоял перед пожаром и держал на вытянутых руках брюки, изображая сушилку. Мокрый пиджак он успел надеть на тело, и в пиджаке, трусах и с босыми выглядел комично.
– Нет, пусть лучше греется у костра.
Оптимистова опустила голову и побрела к калитке. Её муж даже не повернул голову в её сторону. Он жмурился от удовольствия и мурлыкал какую-то песенку под нос.
– Уже муже, не поняте, уже муже, красотын…
Где Артём Павлович услышал эту песню? Придумал ли сам или услышал на радио? Что значили слова в ней, на каком языке они пелись? Жена Оптимистова не понимала. Зато Артём Павлович понимал, что песня о том, как ему хорошо.
Когда за женой закрылась калитка, Артём Павлович, напевая песню и помахивая брюками в воздухе, чтобы лучше сохли, подошёл к колодцу, посмотрел в него, увидел, как Варвара набрала воды в ладонь и попила из неё, потрогал цепь и сказал:
– Варварушка, на дне колодца мне явилось озарение.
– Папа, не надо, – ответила Варвара. – Ты лучше маме помоги за лексусом сходить. Она водить не умеет.
– Маму научат ездить. Закончит курсы, сдаст экзамены.
– Пока научат, я всю воду из колодца выпью.
Артём Павлович услышал слово, за которое мог зацепиться, и начал:
– Вода в колодце – больше, чем вода…
– Папа, не надо. За лексусом сходи.
– А вода утекает между пальцев, как время. А время летит со скоростью локомотива.
– А я вообще лекции не люблю. Зря отказалась, чтобы вы меня второй раз поднимали.
Артём Павлович не слушал дочь, как никогда не слушал своих работников, продавцов магазина, избирателей и водителей такси. Он продолжал рассказывать: