Но теперь я понимаю, что больнее уже не будет.
А может, что-то свыше подталкивает меня, наконец, исполнить своё заветное желание, обещая, что что-то изменится?
Не знаю.
Просто опускаюсь обратно на неудобное кресло, опускаю голову на Его кровать, прикладывая к губам Его ладони, и пускаюсь в воспоминания.
Приятные и нет. Мифические и настоящие. Страшные и весёлые. Трагические и романтичные.
Наши воспоминания.
Те, что позволили нам созидать собственный рай.
Этот чертов поток воспоминаний обрывается на самом тяжёлом. После ночи, когда Эдварда едва не застрелили, вспоминать нечего. Диагноз врачей – кома. Ничего кроме «ждать» я не слышала.
И я ждала.
Мне казалось, самым сложным периодом были те три дня, когда Каллен боролся за свою жизнь в реанимационном блоке, но как оказалось, те три дня ничто по сравнению с шестью месяцами, которые будто нарочно проходили слишком медленно.
Где я сейчас? В Аду?
Ответ не совсем точный. Ведь Энтони и Эдвард пока что живы.
А Рай? Как же наш Рай?
Ведь вместе с этим человеком – моим Эдвардом – я поняла, что живу по-настоящему.
С ним я увидела жизнь с другой стороны. Благодаря ему мой ребёнок – наш ребёнок – обрёл второй шанс на счастливую жизнь, обрел семью и отца.
Эдвард и Тони – мой рай. Без них я не смогу и не захочу жить.
Но сейчас один из них на краю. Над пропастью, так сказать. Внизу острые скалы, а он стоит, покоряясь судьбе. И я на этом краю вместе с ним.
Мы вдвоём над пропастью. И здесь уж либо шаг вперед, либо назад. Я тяну его, упираюсь, прошу остаться, а он не отвечает. Молча ждёт, что будет дальше.
Получается, что я тоже жду. Стою и жду рядом с ним.
Мы стоим на краю собственного рая. Собрав его по щепкам, словно сложнейшую головоломку, мы рискуем потерять его. Только был сложен последний пазл, как всё снова растопчут и расшвыряют.
Одной мне это не собрать.
А может быть, поддаться? Позволить Эдварду самому сделать выбор, перестать держать его, не позволяя упасть? Может быть, он хочет иной участи, заслуживает иного, а я лишь мешаю?
Отрываю голову от его рук, когда очередная мысль врезается в измученное сознание, и смотрю на прекрасное лицо.
– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустила? – спрашиваю почти шёпотом. Словно боюсь, что кто-то услышит. Настолько невероятный вывод, что по спине бегут мурашки.
В ответ всё такая же тишина. Но в моей голове зреет решение.
Подавляя рыдания, встаю с неудобного диванчика и на ватных ногах бреду к двери. Выхожу в коридор и делаю глубокий вдох. Я должна решиться.
Проходящая мимо медсестра с удивлением смотрит на меня.
– Позовите доктора Плэтта, – вспоминая фамилию Карлайла, прошу я. Девушка кивает и исчезает в дверном проёме.
Держусь для опоры за дверную ручку. Боюсь войти внутрь. Боюсь струсить, едва увижу Эдварда снова.
Мне нужно попытаться смириться с тем, что его больше нет. Незачем мучить меня и его. Он много пережил, и я дала ему все шансы. К сожалению, Всевышним было решено иначе.
Счастье, данное нам, продлилось всего несколько месяцев.
Эти его слова, про то, что эти месяцы были лучшими в его жизни, и он готов проститься с тридцатью восьмью годами прежнего существования, дают мне уверенность в правильности своего поступка.
Я больше не выдержу смотреть на него в таком виде.
Я хочу, чтобы он был счастлив. Наверняка он попадёт в то самое место, что и называют Раем.
Он уже готов. Он ждёт, пока сможет погрузиться в это прекрасное царство.
Однажды я присоединюсь к нему, если не согрешу, конечно.
– Мисс Мейсен? – Карлайл быстрыми шагами преодолевает коридор, появляясь передо мной. – В чём дело?
Его озабоченное лицо заставляет меня ещё раз вспомнить те моменты, когда Каллен устраивал наши встречи.
– Где соглашение, о котором мы с Вами говорили? Я готова подписать, – голос срывается на визг, а руки сжимаются в кулаки.
Терпение, Белла. Так будет лучше для всех.
– Об отключении искусственного жизнеобеспечения? – хмурится доктор.
– Да. Дайте мне ручку, я подпишу, – всхлипы заполоняют лёгкие, вырываясь наружу.
– Мисс Мейсен, это очень важное решение. Обратного пути не будет. Вы хорошо подумали?
– Дайте мне ручку! – кричу я, забывая, где нахожусь. Ещё пару вопросов, и я сойду с ума.
Горло разрывают рыдания. Боль невообразимая. Я не так себе это представляла.
Если честно, я вообще не представляла, что мне придётся прощаться со смыслом жизни так рано. Мы ведь провели вместе всего несколько месяцев! Откуда такая жестокая несправедливость?
– Хорошо, – Карлайл вздыхает и достаёт из кармана своего халата предмет, о котором я прошу. А затем кивает медсестре, чтобы принесла бумаги.
Сажусь на металлические стулья перед дверью и пытаюсь глубоко вдохнуть.
– Успокоительного, может быть? – участливо спрашивает доктор Плэтт.
– Нет, – низко опускаю голову, закрывая глаза. Кровь шумит в ушах, а пульс стучит в горле. Я ничего не слышу кроме своего отчаянного, иступлённого сердцебиения.
Девушка появляется слишком быстро. Исписанные мелким печатным шрифтом листы опускаются на мои колени. Беру ручку и, лишь прочитав первое слово, подношу её к месту для подписи.
«Я всегда буду рядом. Где бы ни оказался, и что бы ни произошло!» – голос Эдварда звучит в голове так реально, будто он сам стоит передо мной.
Сотрясаясь от рыданий, ставлю подпись и отшвыриваю бумаги подальше.
– Мисс Мейсен, давайте я принесу воды, – соболезнующе произносит Карлайл. – Вы приняли верное решение. Со временем боль пройдёт.
– Я хочу с ним попрощаться, – видя, что девушка собирается войти в палату к Каллену, прошу я. Она кивает и останавливается.
Шумно сглатываю и с трудом поднимаюсь на ноги. Карлайл встаёт следом, готовый, если надо, тут же поймать меня.
Делаю пару шагов к двери, открываю её и вхожу внутрь.
Всё та же палата. Всё тот же безмолвный, обездвиженный Эдвард и тот маленький диванчик, который навсегда меня запомнит.
Подхожу к белой кровати и сажусь на её краешек.
– Прости меня, – шепчу я, стараясь разглядеть через закрытые веки изумрудные глаза. – Но я не хочу держать тебя здесь вечность. Ты достоин лучшего. Там тебе будет лучше.
Прикасаюсь губами к его лбу и глажу любимое лицо. Оно лучше всяких слов говорит о правильности моих действий.
– Мой Эдвард Каллен, – чувствую слёзы.
Неужели они вернулись спустя столько времени? Смахиваю их, чтобы в последний раз полюбоваться мужчиной.
– Только мой.
Прикладываю ладонь к его груди в том месте, где бьётся сердце. Оно до сих пор бьётся, несмотря ни на что.
«Пообещай мне, что оно будет биться ещё очень долго!
– Обещаю…»
Вот что тогда он сказал. Вот что пообещал.
На миг моя решимость испаряется.
А может…?
«Нет, Белла, не может!» – гневается подсознание. – «Если любишь – отпусти его. Пожалей хотя бы Эдварда».
Оно право. В который раз.
– Теперь тебе никогда не приснится кошмар, – обещаю, лаская его лицо. – Теперь ты всегда будешь счастлив. Ты никогда больше не испытаешь боли, потому что никто больше не сможет причинить тебе эту боль. Даже я.
Глажу бледные скулы, погружаясь в свои страдания, и за громкими всхлипами и текущими слезами не сразу слышу совсем тихие слова. Такие тихие, что даже ветер за окном кажется более громким.
– Белла…
Моё имя.
Не веря, поднимаю голову и задерживаю дыхание. Оборачиваюсь, ища того, кто мог позвать меня. Напрасно, здесь никого нет кроме меня и Каллена.
Но он же не…
Или все же…?
Мой взгляд останавливается на бледном лице. Словно во сне наблюдаю, как дрожат сиреневые веки, перед тем как распахнуться и позволить мне увидеть изумрудные глаза.
Его изумрудные омуты.
– Эдвард? – не веря, зову я, стараясь понапрасну не надеяться. Если это моё больное воображение, потом будет невыносимо даже думать об этом.