– Да. Вернусь вечером, нужно немного поработать.
К нему снова вернулось шутливое настроение. Это потому что он сытый, или его веселит мысль о работе? Даже не знаю…
– Я когда-нибудь узнаю, как ты зарабатываешь себе на жизнь? – усмехаюсь на словах «на жизнь», прекрасно понимая, что, судя по этому номеру, он зарабатывает явно на три или четыре среднестатистических жизни, да плюс своя собственная.
– Интересует объём моего кошелька?
– Ты же знаешь, что нет, – улыбка пропадает с моего лица, и я опускаю глаза. А если он действительно так думает? Что я здесь и сейчас только из-за денег? Что мне полностью плевать на него?
Ох, как же сложно…
– Белла, это шутка, – видя моё смятение, торопится сообщить он.
– Конечно, – выдавливаю улыбку. – Так о чём мы говорили?
– О том, как я зарабатываю на жизнь, - внимательно следя за моей реакцией, медленно повторяет Эдвард.
– И как же? – почему-то сейчас меня это уже не интересует. Его вопрос застыл в сознании, и его рваные края причиняют ощутимую боль.
– Я директор двух холдингов.
Ясно… - на самом деле меня не слишком интересует, кем он работает. Но, должна признать, то, что он не киллер, и не кто-то в этом роде, немного успокаивает.
Смотрю на часы, вспоминая про время. Вздыхаю.
Мне пора, к вечеру буду.
– Тогда до вечера, – его улыбка, обращённая ко мне полна искренней нежности. Я таю от неё, словно сливочное мороженое.
Не удерживаюсь, подхожу к нему и целую в щеку:
– До вечера, Эдвард.
В больнице меня встречает Эленика. Её ранее напряжённое, усталое лицо сейчас сияет радостью и жаждой жизни. Похоже, она переживала за Энтони гораздо больше, чем я думала.
– Белла! – она приветствует меня, когда я подхожу к послеоперационной палате Энтони. – Я рада, что Вы пришли.
– Как же я могла не прийти? – на моём лице тоже улыбка. Я тоже счастлива. Наконец-то всё наладилось.
– Энтони в сознании?
– Да, уже около часа.
– Хорошо, – уже намереваюсь открыть дверь и увидеть своего ангела, как Эленика говорит ещё кое-что:
– Доктор Клиуортер ждёт Вас сегодня в полдень. Он сказал, что это очень важно.
Сжимаю губы от воспоминаний про Джейкоба. Даже не верится, что ещё вчера, в это же время, я готовилась к худшему исходу и недолюбливала Эдварда. Как всё может измениться так за сутки?
Смотрю на часы в холле – половина одиннадцатого.
– Ладно, передай ему, что я буду. Спасибо.
У меня зубы сводит от одного имени этого человека. Теперь я ненавижу его. Мне кажется, я каким-то образом предаю Эдварда что ли…? Не знаю, я сама в себе и в своих чувствах неуверенна. Возможно, всё прояснится, когда у меня найдётся время всё хорошенько осмыслить.
Эленика пропускает меня вперёд, и я открываю дверь, захожу в палату.
– Мамочка! – радостный, хотя тихий голос сына заставляет улыбку засверкать на моём лице.
– Энтони! – бросаю сумку на кресло у двери и быстрым шагом пересекаю палату, садясь к нему на краешек кровати.
– Ты пришла, – он смотрит на меня небесными глазами, в которых серебрится счастье. Он бледный и измотанный, под глазами тёмные круги, губы снова едва розоватые, но он жив и с ним всё будет в порядке, поэтому я стараюсь не замечать подобных изменений.
– Ну, конечно же я пришла, – осторожно наклоняюсь, чтобы ни задеть ни одну из многочисленных трубок, тянущихся к его рукам, и целую в лоб. – Знаешь, как я соскучилась?
– Я больше, – ухмыляется он, пусть ухмылка и выходит усталой.
– Как ты себя чувствуешь, солнышко? Что-нибудь болит? – с величайшей аккуратностью провожу пальцами по синим кругам под его глазами, мечтая, чтобы они скорее исчезли.
– Немного… – он чуть-чуть морщится, и я убираю руку.
– Нет! – просит он, умоляюще глядя на меня.
– Не больно?
– Нет! Погладь меня, мамочка! – эта просьба рушит все мои убеждения, и я возвращаю руку, начиная снова медленно гладить его лицо. С нежностью. С любовью.
– Ничего, всё пройдёт, у тебя ничего не будет болеть, – беру его лицо в ладони, словно хрустальную вазу, поглаживая кожу – Теперь всё будет хорошо.
– Когда мы вернёмся домой?
– Через пару недель, – прикусываю губу, не зная как ответить по-другому. Чёрт, о будущем-то я и не думала. Похоже, на размышление появляется всё больше и больше резервов.
– Почему?
– Немного окрепнешь, и тогда поедем, – снова наклоняюсь к нему и снова целую. – Почитать тебе что-нибудь? – быстро меняю тему, пока он ещё что-нибудь не спросил.
– Сказки, – он показывает пальцем на тумбочку, где ещё со вчерашнего дня лежит та самая книга.
– Хорошо, – с готовностью достаю книгу и открываю её где-то посередине.
В душе всё поёт, понимая, что с моим маленьким солнышком всё в порядке. Пока что, впрочем.
Стою в кабинете Джейкоба, всё ещё думая о Тони. Сам он появляться не спешит. Его не видно.
– Доктор Блэк? – зову я, делая шаг к письменному столу с бумагами.
В ответ мне раздаётся тишина.
Подхожу к столу ещё ближе и замечаю фото. Фото Энтони с больничной карты. Оно стоит в рамке, на правом краю стола.
От ужаса и гнева кровь отливает от моего лица. Как он посмел?
– Добро пожаловать, Белла, – неожиданно сзади раздается голос, приветствующий меня, но мне не до приветствий
– Я предупреждала тебя? – хватаю рамку со стола, показывая её Блэку. – Я говорила, что ты не имеешь никакого отношения к моему сыну? Ты предал нас, а теперь его фотография у тебя в рамке?
– Белла, я хотел поговорить с тобой именно об этом, – пробует прервать меня Джейкоб, но я не останавливаю наступления:
– Нам не о чем говорить!
– Хотя бы выслушай!
– Я не хочу тебя слушать!
– Я вчера спас жизнь нашему сыну.
Замолкаю, осознавая, что отчасти это так, но потом вспоминаю многие другие подробности и нахожу в себе силы продолжать.
– МОЕМУ сыну!
А потом меня прорывает окончательно.
– Ты спас ему жизнь? Джейкоб, ты просто удачно провёл операцию!
– По-моему, ты забываешь, что благодаря мне он, вобщем-то, и существует, – мужчина поджимает губы, делая шаг вперёд. Вот она, его чёртова гордыня. Где она была, когда он был нужен мне?
– Нет, Джейк, это благодаря мне он живёт. Ты отправил меня на аборт. Ты хотел убить его.
– Это было давно. Я раскаялся…
– Что толку от твоего раскаяния? – слёзы начинают течь по щекам от горького предательства. Как много я в последнее время плачу. Раньше я не позволяла себя подобного.
– Послушай, Белла, я хотел начать разговор по-другому, дай мне три минуты, прошу, – Джейкоб примирительно вскидывает руки вверх, делая шаг назад. – Я не хочу чтобы ты плакала.
– Три минуты, – поджимая губы, соглашаюсь я, быстро вытирая слезы.
– Вчера я впервые увидел нашего с тобой ребёнка, и, Белла, он прекрасен…
– Знаю, – резко выдыхаю я. – Жаль, что понадобилось довести его до лезвия ножа, чтобы ты понял, что потерял.
– В том-то и дело, Белла, я потерял. Но …я опомнился, я подумал, я очень много думал все эти четыре дня и знаешь…многое понял.
Джейкоб неумело подбирает слова, путается в них, а я напряжённо жду его дальнейшего объяснения. Мне хочется вернуться к Тони, а вечером – к Эдварду. Но уж никак не стоять здесь с Джейкобом.
– Я прекрасно помню, как мы любили друг друга, Белла, как мы жили, как мы практически не могли дышать друг без друга, и я…скучаю по всему этому.
– Слишком поздно, – снова утирая слёзы, проговариваю я.
– Я потерял четыре года, Белла. Их уже не вернуть, и я это понимаю. Но теперь я здесь, я повзрослел, у меня есть работа и уверенность. Я один. И я хочу вернуть свою семью, я не хочу больше делать ошибки и опаздывать…
– Что ты…? – у меня не хватает воздуха и слов. О чём он говорит?
Тревожное предчувствие сворачивается комком внизу живота.
– Я хочу вернуть тебя и Энтони, Белла. Хочу вернуть нашу семью, нашу любовь, наше счастье…
Он глубоко вздыхает и обращает тёмные глаза на меня. В них сияют решительность и какой-то странный безумный огонёк: