– Ты волшебница, – его руки снова опутывают меня объятьями, позволяя прижаться к груди.
– Твоя волшебница, – посмеиваюсь я, целуя место, где бьётся его сердце.
– Я жуткий собственник, – шутливо рычит он, делая вид, что предупреждает меня.
– Как-нибудь справлюсь, – подыгрываю ему, чувствуя, что серьёзный разговор закончен. Что же, наверное, это к лучшему.
– По-прежнему голодная? – прокладывая дорожку поцелуев от моей шеи и уху, интересуется мужчина.
– Да, – обхватываю руками его шею, замирая в страстном поцелуе. – Очень голодная.
– Это мы сейчас исправим, – усмехается он и опрокидывает меня на кровать, нависая сверху. Он словно скала – надёжный, манящий и безопасный. Мой Эдвард.
Желание получить его нарастает, но я вовремя вспоминаю о возможных неудобствах – для него, разумеется.
– А как же твоя рана? – озабоченно спрашиваю я, переводя взгляд на его бёдра.
– С ней всё в порядке, – выдыхает он, старательно держась на руках, чтобы ни придавить меня.
– Она не станет кровоточить?
– Не думаю.
– Хорошо, – набираю в грудь больше воздуха, предвидя сладостные мгновения с Эдвардом. – Только пообещай, что, если станет больно, ты скажешь мне.
Секунду он колеблется, но потом всё же кивает.
–Обещаю. Но и от тебя жду того же.
– Чего?
– Я не хочу, чтобы ты смотрела ниже моего лица, во время секса, – говорит он, и я хмурюсь. Последние шансы увидеть рану рассыпались на мелкие кусочки.
– Почему ты так не хочешь показывать её мне?
– Обязательно отвечать?
– Хотелось бы знать, – пожимаю плечами, но сама испепеляюсь от разрывающих меня противоположных стремлений – переспать с ним или разговорить его.
– Давай позже. После… – его руки скользят по моим рукам к плечам, а оттуда к пуговицам ночной рубашки. Только сейчас замечаю, что Каллен меня переодел.
– Но только при условии, что ты пообещаешь мне.
– Обещаю, – признавая поражение, выдыхаю я, мечтая теперь лишь об одном – близости с ним.
– Прекрасно, – он улыбается мне абсолютно счастливой улыбкой, а я возвращаюсь к своим поцелуям. Мне кажется, что чем больше я целую его, тем лучше он понимает, как мне нужен, и возможно догадывается, как сильно я его люблю.
Руки, красавица, - он поднимает мои запястья, ложа их мне за голову, и держа одной рукой.
Зачем? – задыхаясь от желания, я едва успеваю поинтересоваться этим.
Чтобы ты ничего не трогала, - он беззаботно смеется, и я вынуждена повиноваться, несмотря на все свои прежние убеждения.
Хотя бы сейчас.
За завтраком мы сидим друг напротив друга. Перед нами опять чудовищных размеров подносы с едой, а по всей гостиной нашего снова роскошного номера пахнет свежезаваренным кофе.
– Мне так не хватало тебя, – ласково улыбаясь мне, говорит Эдвард.
– Мне тоже, – кладу в рот свежую клубнику и радуюсь. Не столько вкусной ягоде, сколько тому, что снова рядом с любимым человеком. – Эти три дня тянулись слишком долго…
– Я думал только для меня, – смущённо опуская взгляд, признаётся мужчина. Моя рука с чашкой капучино останавливается на полпути. Во-первых, этому способствует его смущение. Как ни как он демонстрирует, что чувствует, а во-вторых, производят впечатление сказанные слова.
– Знаешь, я спала в обнимку с твоей подушкой, – говоря это, немного волнуюсь, но желаю раскрыть перед ним все карты, ожидая хоть какого-то ответного жеста.
– С моей подушкой? – похоже эффект внезапности удался. Я его удивила.
– Она пахла тобой. Так мне казалось, что ты рядом, – теперь приходит моя очередь опустить глаза. Откровение далось мне с трудом, тем более я не знаю, как он отреагирует.
Занятая своими размышлениями, не сразу понимаю, что происходит, когда руки Эдварда, бог знает как, появившегося рядом со мной с другой половины стола, обхватывают меня за талию, а лицо зарывается в волосы. Его дыхание ласкает мою кожу, отчего мне хочется урчать от удовольствия.
– Ты хотела быть со мной! – шепчет он, и его запах – лучший в мире – смешивается с ароматом кофейных зёрен. Наслаждаюсь обоими, восхваляя судьбу за то, что послала мне этого мужчину.
– Очень хотела.
– Теперь я тебя не оставлю.
– Это и к лучшему.
Хмыкаю и, выждав момент, поворачиваюсь к нему лицом. Оно так близко, что мне кажется, будто в изумрудных глазах я могу разглядеть свое отражение.
– А что ты делал эти три дня, помимо погонь за Аро? – разглаживаю едва заметные морщинки на его лбу.
– Проверял дела предприятий, а свободное время думал о тебе, – он снова немного теряется, посматривая на меня, словно на хищную птицу. И всё же уже не так испугано, как раньше.
Я прекрасно знаю, что любое признание очень много значит для нас обоих, а в особенности для него и поэтому счастлива даже больше, чем должна быть.
– Ну, кто тут плохой? Ты самый лучший! – восклицаю я, запуская пальцы в его бронзовые кудри.
– Если уж мы перешли к расспросам, то мне бы хотелось знать, что делала ты, помимо сна?
– Ходила к Энтони…
– Как твой сын?
– Уже лучше, – моя улыбка становится грустной, и от него это не укрывается.
– Ненавижу, когда ты огорчаешься, – проводя пальцем по моим губам, говорит он.
– У меня есть причины.
– Он поправится. А сейчас будет в полной безопасности.
– Да-да, конечно, – снова вымученно улыбаюсь и смотрю на него. Моего. Только моего. Самого лучшего, самого любимого, самого прекрасного – и внутри и снаружи.
– Ты обещал показать рану, – вспоминаю я, пытаясь не думать об оставленном сыне. Комплекс плохой матери ещё долго не отпустит меня, но сейчас для этого не время.
– Ответь мне честно: тебе правда хочется этого? – сомневаясь, переспрашивает он.
– Если хочешь, я не стану дотрагиваться. Просто посмотрю.
– Не желаю ограничивать тебя.
– Это не ограничение. Просто скажи, как тебе проще.
– Как хочешь. Можешь делать всё, что угодно, – наконец произносит он и, поднимаясь с диванчика, на котором мы вместе сидим, направляется к ванной. Иду за ним.
Моё внутреннее предчувствие не подводит, когда я вижу ту самую «царапину».
Ярко-красный, довольно глубокий порез. Явно не обработанный, ещё немного и загноится.
– Ты промывал её? – ошарашено разглядывая его ранение, интересуюсь я.
– Само заживает.
– Нет, не заживет, – глубоко вздыхаю для успокоения, чтобы ни напугать его. Это последнее, чего я хочу сейчас. – Аптечка есть?
– В доктора хочешь поиграть? – слегка раздражённо спрашивает Эдвард.
– Если это не обработать, могут возникнуть осложнения, – смягчаюсь, объясняя ему очевидное. Почему он этого не видит?
– На мне заживали и более серьёзные раны.
– Эдвард, пожалуйста! – почти умоляю я, заглядывая в самую глубину его глаз. Возможно, только так я смогу пробраться за прутья его клетки к сердцу и здравому разуму?
– Когда ты так говоришь, я не могу отказать тебе, – тяжело вздыхает он, закатывая глаза.
– Я быстро, – не слушая далее и понимая, что получаю относительное согласие, перерываю ящики в ванной, пока не достаю необходимый предмет. В маленьком зелёном кейсе наверняка есть вата, бинты и перекись.
Чувствую его внимательный взгляд, следящий за каждым моим телодвижением, пока готовлю всё необходимое.
– Если ты будешь так смотреть на меня, я что-нибудь, неверное, сделаю, – замечаю я, усмехаясь, но пытаясь сосредоточиться.
– Если я не буду смотреть на тебя так, скорее всего, просто откажусь от ваших услуг, доктор Мейсен, – он мне подыгрывает, но в глубине его голоса слышатся нотки волнения. Чёрт, наверное, его проблема серьёзнее, чем мне казалось.
– Ладно, смотри сколько влезет, - закатываю глаза, прежде чем взяться за пузырёк и обмакнуть в него вату.
– Будет немного больно, – видя капельки гноя на краях пореза, сообщаю я, прикусывая губу.
– Переживу, – отмахивается он.
Прикладываю вату к больному месту на его бедре, и слышу, как прямо над ухом раздаётся шипение. Не сложно догадаться, что это Эдвард.