Когда я вернулась из того прекрасного мира после моего удивительного опыта, здешний мир встретил меня холодно, сурово и, главное – без какой-либо тени любви. Медсестра, которой я попыталась рассказать обо всем чудесном, что пережила, отмахнулась со словами, что вскоре мне дадут лекарство, которое поможет мне заснуть, и все будет кончено. Все кончено? Этого я не хотела. Мне не хотелось, чтобы все кончилось. Хотелось обратно. Гинеколог сказал мне, что я еще молода и у меня может быть много других детей, поэтому должна жить дальше и с надеждой смотреть в будущее.
Я перестала рассказывать о том, что со мной произошло. Трудно было подобрать слова, чтобы описать мой опыт, потому что разве можно передать словами то, что я испытала? Но что еще мне оставалось? С кем я могла поговорить? Что со мной? Неужели я сошла с ума?
Единственным человеком, которому я смогла рассказывать мою историю вновь и вновь, стал мой муж. Он слушал и задавал вопросы, хоть и не понимал, что со мной случилось, что означал этот опыт или как он назывался, и была ли я единственной, кто пережил подобное. Я радовалась и до сих пор радуюсь тому, что он оказался настолько хорошим слушателем. Мой ОСО не поставил под угрозу наши отношения. И теперь я понимаю всю ценность этого обстоятельства. Это к слову о безусловной любви! Но мне все-таки казалось, что я – единственный человек, переживший такое. Никто и ни о чем не спрашивал меня, никто не проявлял интереса. Справедливости ради отмечу, что все осложнилось из-за моего положения: как реагировать, когда ждешь объявления о рождении, а вместо этого получаешь извещение о смерти? Многим нелегко воспринимать такие вести, даже не выслушивая рассказы об опыте, подобном моему.
В то время я существовала будто на автопилоте. Хоть я и заботилась о муже и моей старшей дочери, а также гуляла с собакой, думала я о другом. Мысленно я была погружена в свой опыт. Можно ли снова пережить его? Где можно услышать столь же прекрасную музыку, увидеть такие же яркие краски, найти настолько же великолепные цветы, изумительное сияние, испытать такое же обилие безусловной любви? Но неужели я не в себе, если думаю обо всем этом? Что со мной стало?
В своей дипломной работе я предлагала следующую ключевую рекомендацию для специалистов в сфере медицины: «Я была бы чрезвычайно признательна за всего один процент от всех советов, которые теперь можно найти в книгах и статьях по ОСО!» В 1978 году поддержка явно не соответствовала тем же высоким стандартам, как в настоящее время, и если не считать медсестер, гинеколога и акушерки, я ни с кем не виделась. Врач общей практики не навестил меня ни разу, даже по прошествии пары недель. Он вообще не поддерживал со мной связь. Неужели считал, что со мной все в порядке? И я тоже не обращалась к нему: в конце концов, что я могла ему сказать? Я уже пришла к выводу, что мой опыт ненормален и что лучше мне помалкивать о нем. При обследовании у гинеколога не было выявлено никаких нарушений. На механическом уровне я по-прежнему функционировала исправно, и лишь это имело значение. Ни о чем дополнительно меня не спрашивали.
И я продолжала молчать.
Безмолвным поискам я посвятила несколько лет. И когда наконец нашла в библиотеке книгу, в которой упоминался ОСО, с трудом поверила, что и я приобрела такой опыт. Неужели? Я перестала доверять себе. Лишь очень и очень нескоро я набралась смелости и сил поверить в себя, довериться своему опыту, постепенно принять его и найти ему место в своей жизни. Это было непросто. С годами мне удалось разработать довольно удачную стратегию выживания, или, скорее, стратегию бегства. Я бежала от своих чувств и от самой себя. Я брала на себя все больше и больше работы. Бросалась заниматься спортом – и не каким-нибудь, а бегом. Как символично! Я убегала от себя и от моего ОСО. Поначалу способ прекрасно действовал, в том числе и с точки зрения остального мира: я часто оказывалась с букетом в руках на пьедестале почета. Но не этих цветов я добивалась. Я старалась смириться с мнением окружающих, коллег. Мои внутренние конфликты – между тем, что я знала, и тем, что чувствовала, – обострились. Постепенно все начало даваться с трудом.
А потом вмешался мой организм. От переработки и стресса, от того, что я ощущала как выгорание, я соскальзывала в депрессию. Лечение я проходила у психолога, который в работе придерживался традиций гомеопатии. Случайных совпадений попросту не бывает. Он первым из специалистов-медиков выслушал рассказ о моем опыте, поверил в него и даже счел нормальным! Но это произошло более чем через двадцать лет после моего ОСО! Психолог посоветовал мне зарисовать свой опыт или записать его, вступить с ним в активный контакт. С его помощью я совершила увлекательное путешествие в мое внутреннее «я». Все было принято и признано нормальным. Теперь я понимаю, что я не сошла с ума: мой ОСО изменил меня. Вот почему мой страх перед смертью полностью исчез – в явном контрасте с годами, предшествовавшими моему ОСО, годами, когда я боролась со смертью и со страхом смерти. Вот почему у меня возникают трудности с понятием времени. Теперь я постоянно забываю о времени, а раньше жила строго по часам. Материальное потеряло значение для меня. Единственное, что имеет для меня смысл, – безусловная любовь. И она всегда связывала меня с моим мужем. Но недавно в одном исследовании я прочитала, что безусловная любовь между людьми – иллюзия. Мне так и не поверили! Вот почему порой я чувствую себя изгоем. Вот почему всегда, особенно в поездках во время отпуска, высматриваю пейзажи, краски и цветы, которые видела однажды и с тех пор не могу найти нигде. Вот почему я не выношу ссор и споров – мне хочется вернуться в ту мирную обстановку. В сущности, я не в состоянии спорить.