Одно из решений состоит в том, чтобы трактовать логическую супервентность как нечто всего лишь необходимое, а не достаточное для редуктивного объяснения. Этого хватит для моих аргументов о сознании в следующей главе. Более полезным, однако, будет отметить, что работоспособное понятие редуктивного объяснения, при котором логическая супервентность оказывается как необходимой, так и достаточной, все же существует. Вместо того чтобы рассматривать обозначенные выше проблемы в качестве свидетельства того, что упомянутые характеристики не являются объяснениями, мы можем трактовать их как указания на то, что редуктивное объяснение не всегда бывает поясняющим объяснением. Редуктивное объяснение — это, скорее, демистифицирующее объяснение.
Как я отмечал раньше, редуктивное объяснение не исчерпывает и не завершает всякое объяснение. Его главная роль состоит в том, чтобы устранить глубинное ощущение таинственности, окружающей высокоуровневый феномен. Оно достигает этой цели, редуцируя данности и произвольность интересующего нас феномена к данности и произвольности низкоуровневых процессов. Поскольку сами низкоуровневые процессы могут быть просто даны и произвольны, редуктивное объяснение может и не приводить нас к глубокому пониманию данного феномена, но оно хотя бы устраняет ощущение, что здесь происходит и еще что-то «сверх того».
Провал между редуктивным объяснением и поясняющим объяснением зачастую может быть, однако, прикрыт гораздо лучше, чем мы только что видели. Это связано с двумя основополагающими фактами, касающимися физики нашего мира: автономностью и простотой. Микрофизическая каузальность и микрофизические объяснения кажутся автономными в том смысле, что каждое физическое событие имеет физическое объяснение; законы физики достаточны для объяснения физических событий в их собственных терминах. Кроме того, законы, о которых идет речь, весьма просты, так что такие объяснения довольно компактны. Но ведь все это могло бы выглядеть иначе. Мы могли бы жить в мире с сугубо эмерджентными фундаментальными законами, управляющими поведением высокоуровневых комплексов, таких как организмы, и с сопряженной с этим ниспадающей каузальностью, преодолевающей действие любых микрофизических законов, имеющих отношение к таким комплексам. (Британские эмерджентисты, такие как Александер (Alexander 1920) и Броуд (Broad 1925), полагали, что мир устроен примерно таким образом.) Или наш мир мог бы оказаться миром, в котором поведение микрофизических частиц регулируется только лишь бесчисленными причудливыми законами, или же миром, где микрофизическое поведение хаотично и не подчиняется никаким законам. В подобных мирах оставалось бы мало надежды на получение поясняющих редуктивных объяснений, поскольку элементарность низкоуровневых концепций могла бы не допускать упрощения.
Но актуальный мир с его низкоуровневой автономией и простотой, похоже, не исключает постепенного осмысления даже сложных процессов. Низкоуровневые факты, лежащие в основе высокоуровневого феномена, нередко наделены глубоким единством, позволяющим давать исчерпывающее объяснение. Отталкиваясь от высокоуровневой каузальности, такой как выстрел из пистолета, вызванный нажатием курка, мы не только можем изолировать связку устанавливающих ее низкоуровневых фактов, но и достаточно просто изложить, как реализуется эта каузальность, подводя эти факты под те или иные простые принципы. Этот путь может не всегда приводить к успеху. Может оказаться так, что некоторые области, такие как социология и экономика, настолько далеки от простоты низкоуровневых процессов, что поясняющее редуктивное объяснение будет невозможным, даже если соответствующие феномены являются логически супервентными. Если так, пусть так: мы можем удовлетвориться высокоуровневыми объяснениями этих областей, отмечая, что из логической супервентности следует, что в принципе здесь имеется редуктивное объяснение, хотя его, возможно, могло бы понять только высшее существо.