Так думал Джито о своем обидчике. Хотя сам он старый, всеми признанный рыбак, это «клац-клац» вместе с кличкой Джито (так в горах Странджи называют медведей) останется за ним до конца жизни. Будто в этом мире не нужны парикмахерские и будто только он напоминает животное. Если к примеру взять Пашу́, так тот — вылитый угорь-заргана.
Так думал он — «Малая Медведица». А еще думал он о том, что сегодня Паша́ не отличается проницательностью: сегодня Джито не испытывает ни малейшего страха — только подавленность и нежелание делать лишние движения. Может быть, это от погоды, а может, и от усталости: он был в ночной смене и проспал лишь два часа.
Сейчас они сидят и ждут, когда подойдет курортник — молодой человек с чисто-синими невинными глазами, влюбленный в море. Джито сказал ему: «Будь точным, отчаливаем в два». А Паше́, пока они сидели тут, на пригорке у портового управления, он сказал, что запаздывать неприлично, но еще неприличнее — уйти, не дождавшись.
С назначенного срока прошло больше двух часов. Паше́ давно стало ясно, что Доско не придет и что Джито хочет растянуть время ожидания до тех пор, пока не станет поздно. Конечно, ставрида иногда лучше всего берет после заката, но это случается редко, и Джито не любит возвращаться затемно. Да и курортники к тому времени уходят с пристани, и рыбу приходится предлагать в казино, а Джито не любит обходить столики: это унижает его.
Паше́ снова захотелось курить. Когда у него кончался табак, его мучила жажда, он становился несчастным и злым. Но хуже всего было с гордостью, которая заставляла его поневоле терпеть и ждать, пока другой сам не догадается. Джито знал об этом и твердил про себя: «Так ему и надо!» Впрочем он почти сразу же пожалел Пашу́ и полез в карман за пачкой. Он не переносил людских страданий.
Паша́ медлительно, с достоинством, спустился к фонтану, напился, хотя пить ему и не хотелось, и возвратился на прежнее место. Джито ждал его с протянутой пачкой сигарет. Паша́ прикидывался что не видит ее, пока тот раздраженно не ткнул пачку ему под нос. Сохраняя вид нескрываемого превосходства, с той же царственной медлительностью, которая должна была означать: «Курить мне ничуточки не хочется, но раз ты настаиваешь — так и быть», Паша́ взял сигарету и сунул ее за ухо.
— Простофиля! — возмутился Джито.
Это всегда раздражало его.
— Ты прав, — с искренней улыбкой согласился тот, кого не случайно прозвали Пашо́й, и вставил сигарету в рот, хотя и собирался закурить попозже.
У причала застучал мотор шестой лодки — большой, грязно-белой, похожей на гондолу. В море выходили четверо всеми уважаемых стариков — лучшие в городке рыбаки.
Сам того не ожидая, Джито сказал:
— Тронулись, что ли?
Сострадание к Паше́ взяло в нем верх.
Оба направились к лодке. Была она желтая, приметная, правда, не пригодная для больших грузов, но остойчивая. — «Мотор хоть куда — заводи и валяй!» — небрежно говаривал Джито, и все видели, что он доволен им, а это было очень важно здесь, на море. Неторопливо, вопреки своей исключительной подвижности, Джито принялся одну за другой доставать из кубрика различные вещи — ящичек с рыболовной снастью, флаг, канат от якоря, возвращенного сегодня владельцу (своего он не имел, а разыскать подходящий камень было лень, и сейчас Джито умышленно предавался лени, как бы желая навлечь на себя гнев моря и проверить, к чему может привести этот гнев). Заметив оплетенную бутыль, он прикинул, что, покуда Паша́ принесет воду, у него будет достаточно времени выдумать какую-нибудь серьезную причину остаться на берегу, или же вообще может случиться что-нибудь такое, что заставит их отказаться от своего намерения выйти в море.
Нет, охоты ловить рыбу у него не было, надоела ему эта мучительная процедура, во время которой Паша́ кейфовал с самоловом, а он, Джито, потел на веслах, как египетский раб. Но в то же время ему было стыдно перед своим напарником, не хотелось, чтобы тот догадался о его желании остаться на берегу и проехался насчет его «развинченной фантазии», способа же доказать, что ему все равно, что он не боится, у Джито не было.
Паша́ очень быстро вернулся с полной бутылью, и Джито, рассердившись, буркнул:
— Чего же ты ждешь! Отвяжи лодку!